Южная повесть

— Почему красная?

— Потому что я так решила. Ты можешь думать, что она зеленая. Это и есть свобода. А сейчас я покажу тебе чудо.

Она расправила простынь, внутри ее оказались прочные прутья. Схватившись за приготовленные специально из овечьей шкуры ремни, она распростерла руки. На руках ее дергались два крыла. Мстислав ахнул.

— Ты же упадешь и разобьешься.

— В третий раз, — усмехнулась она.

— Я тебя не пущу.

— Ничего не случится, это же чудо. Ты ведь не ждешь, что я полечу, но очень сильно захочешь этого, когда я оторвусь от этого уступа. И я полечу, будет ровно так, как ты захотел, и так, во что ты не верил. Ты будешь хотеть, чтобы я не разбилась?

— Нет… то есть да. Я не хочу тебя отпускать.

— Ты непоколебимый собственник.

— Неправда, я же забочусь о тебе.

— Как? Мешаешь мне быть свободной?

— Прости, я не думал, что…

— Что в мире бывают чудеса?

— Что мой ангел летает… — тихо сказал он и поджал губу.

— Не обижайся. В городе есть много девушек, которые бы уже лежали в твоих объятиях, испытывая чувства, сходные с полетом. Это я ненормальная, не как все.

— Тогда ты самая очаровательная из всех ненормальных.

Она опустила крылья.

— Может быть ты?

— Я? — с ужасом в голосе спросил он.

— Нет ничего лучшего, чтобы побороть страх, кроме как его испытать.

— Нет. Я не верю, как я могу? Я не умею летать.

— Тогда полечу я, — решительно сказала она и подошла к краю.

Мстислав схватил ее за руку, потом за талию. Она смотрела на него с презрением:

— Не трогай меня. Слишком много таких ходят вокруг моего трактира, и ищут дешевой наживы. Спорю на динар, что ты считаешь себя вечно правым и всегда думаешь, как прожить этот день!

— Йованна, я не …

— Молчи! — крикнула она и, смягчивши тон, продолжила, — Я знаю, что тоже самое ты можешь сказать и мне. Твоя мысль сосредоточена на том, что может произойти, моя — на том, что не может. Ты принес в мою жизнь радость, которой я не испытывала прежде, я тоже хочу поделиться с тобой своей радостью. Разве не об этом ты мечтал?

«Девушка-смерть», — подумал он, — «Сейчас я отправлюсь в последний полет. Добровольное самоубийство. Смерть воеводы Суторины. Война, предательство. Кто она, в конце-то концов? Могу ли я верить ее словам? Или этим промасленным крыльям? Но не могу же я быть трусом? Просто так сдаться и быть трусом?»

— Откуда эти крылья?

— Ты летишь или нет?

— Я не могу так. Мне надо все взвесить.

— Ладно, — сказала она и начала складывать крылья в укромное место.

— Нет-нет, подожди, — я никогда себе этого не прощу. Ведь мы же живем вечно, не так ли?

— А чудес не бывает. Бывает просто очень сильный ветер!!!

Мстислав усмехнулся, надел крылья, еще раз взглянул на нее, и шагнул к обрыву, все еще надеясь, что она скажет «Стой!».

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила она.

«Смеется», — подумал он и обернулся. Ее серьезное лицо выражало готовность прыгнуть за ним.

— Что сказать? Неужели я могу тебя понять и разобраться в тебе?

— Ты по-прежнему хочешь видеть и понимать каждую минуту моей жизни? Или увидеть все, что вижу я?

— Нет, я хочу просто любить тебя такой, как ты есть, — странное ощущение легкости повлекло его за собой, и, поймав поток восходящего теплого воздуха, он оттолкнулся от уступа и полетел, плавно планируя над домами по направлению к морю. Словно куклы по городской улице шли люди, дырки в черепичных крышах подсматривали за ним, растения казались карликовыми, а галька на берегу — просто песком. Он оглянулся на нее и еще раз не поверил. Абсолютно спокойно она разворачивала вторую пару крыльев. Земля стала приближаться, сердце забилось учащенно. До моря оставалось метров сто — сто пятьдесят. «Вот она смерть» — подумал он и с отчаянием поглядел на камни. В этот момент он понял, что не один, он повернулся и попытался махнуть ей рукой, потом закричал. Попытки остановить безумную не удавались. Высота падала, удар был почти неминуем. Вдруг над поселком поднялась теплота, видимо, от топившихся печей, крылья его подпрыгнули, и он полетел дальше.

Море встретило его прохладным бризом и леденящей волной. Лето выдалось холодным — идеально для войны. Минутой спустя, на его место приземления плюхнулось в воду ангельское создание. Мстислав выловил ее и крепко-накрепко сжал в руках. На берегу, не замечая того, что видят птицы и что слышат рыбы, он сказал:

— Боже мой, как я люблю тебя.

— И я тебя люблю, — ответила она и улыбнулась.

— Теперь я, похоже, верю в чудеса.

— Потому что ты летаешь?

— Потому что ты сказала эти слова.

— А как же полет?

— Разве это полет? Это просто очень сильный ветер…

Забурлившие волны все сильнее бились о берег. К рассвету будет шторм. Намокшие крылья лежали чуть поодаль, едва задеваемые водой. Костер у Превлаки, видимо, зажженный рыбаками, ушедшими в ночное, разгорался. В сумерках замирала жизнь, выводя на охоту иллюзии и пытаясь их примирить с перерождением вечной жизни. Двое спали на гальке, обнявши друг друга, счастливые и улыбающиеся. И лишь рыбы слышали, как в такт часам на ратуше Херцог-Нови бьются два счастливых сердца…