Южная повесть

…В серой дымке, встающей чуть позже рассвета и чуть раньше людей, еле заметной с моря точкой, каплей на желтом склоне прибрежной горки, висел двухэтажный домишко. Слеплен из камня и вымазан глиной, сочившейся струйками песка на беспокойном ветру, но регулярно поновляемый на углах, он как под шляпой — под аккуратно выложенной черепицей — скрывал свои двери и окна. Из распахнутого окна тянуло уютом, и возвращавшиеся с раннего лова рыбаки всегда всматривались в черную точку на белом пятне, и каждое утро пытались найти там что-то необычное, но ничего не происходило. Зелень покрывала стволы дубов и вязов, тополя росли и ветвились, пальмы выбрасывали рыжие стрелки своих несъедобных плодов, но на фоне большой гряды не было ничего необычного. Сотня таких же домиков, группами по три и по пять строений облепили желтый склон, обращенный к морю, и пять сотен открытых окон — черных точек — словно влюбленные глаза всматривались в море, надеясь увидеть там то новые паруса, то солнце, но чаще ожидая различить знакомую лодку и силуэт самых желанных своих близких людей.

Однажды это окно распахнулось, и в нем показался счастливый человек, не вышедший с утра в море, но получивший награду за тысячи удачных уловов: в руках его был ребенок. Девочку назвали Йованной. Она не много плакала и не часто беспокоила маму ночью, а может просто ночью не так часто ее родители крепко и сладко спали, чтобы, откликаясь на крик младенца, ворчливо вставать с кровати и, ощущая ломоту во всем теле, пытаться понять, что не так в этом родном комочке. Часто засматриваясь на Луну, мать Йованны и не осознавала, что находится под гипнозом бегущей по глади залива светящейся дорожки, и повторяет движения теней, ровно как отцепившаяся от стены лиана извивалась по саду в поисках новой и крепкой опоры.

Счастливый человек был суровым, но справедливым. Его сети никогда не бывали пусты, только три раза в этой жизни он не поймал ни одной рыбины. Первый раз так случилось, когда умер его отец. Второй раз он поймал в сети венок своей будущей жены, и не стал испытывать удачу: работа не терпит любви, любовь не терпит работы. Третий раз он не вышел в море, когда родилась Йованна. Ни один шторм не мог испугать этого просоленного худого человека, спавшего одним глазом, а вторым — метившего по звездам, где ему расставить сети. Ноябрьское утро не приносило ему огорчений — еще теплая после октябрьских дождей вода щедро дарила ему своих обитателей, а холодная декабрьская ночь не проникала через его штормовку, и даже заливавшая ял соленая гостья не казалась ему поводом для неудобства. Его соседи прозвали его «Мокрым чертом».

Йованна смотрела на отца большими голубыми глазами и часто ловила взглядом его лодку, как будто леской задевая парус. Странная болезнь ее матери, и непривычная отвага отца не давали ей того простора общения, в котором пропадали другие дети. Тем не менее, Йованна была столь искренна и непосредственна, что вызывала неподдельное восхищение у старавшихся как можно раньше перенять привычки взрослых детей. Ей трудно было соврать, даже когда ее пытались заставить. Играть в прятки она не могла, ее всегда находили первой — да она и не пряталась. Красивый мальчик Зоран научился обыгрывать своих сверстников в наперстки (пьяных моряков, у которых можно было научиться этой забаве, всегда доставало в порту, на рейде стояли их большие могучие корабли). Никто так привлекательно не говорил о заморских странах, никто так не был ловок и быстр, и многие мальчишки слишком боялись Зорана.