Южная роза (СИ)

              -Вы не желаете извиняться, тогда и я беру свои извинения обратно, раз, по-вашему, они неискренни! Вы… вы отвратительны в самолюбовании своим богатством, мессир! Вы говорите, у вас есть внутреннее благородство? Как бы не так! Оно не присуще нуворишам вроде вас! Внутреннее благородство не позволяет воспитанным людям кичиться тем, что они богаты! И уж тем более не позволяет им кричать на каждом углу о том, что они могут купить любую женщину, как какую-нибудь овцу! Вы могли просто извиниться за свои слова, даже если в душе с ними не согласны! – воскликнула Габриэль, взмахнув руками.

              Она попыталась разложить веер, чтобы как-то унять волнение, но веер выскочил из рук и упал на мостик, и Форстер тут же наклонился, поднял его, но не отдал Габриэль, а произнес, не сводя с неё глаз:

              -И кто из нас лицемер? – он усмехнулся. - Вы же просили честности, синьорина Миранди. А быть честным - это как быть голым. Не всегда красиво, и не всем нравится. Я называю вещи своими именами, а вы предпочитаете смотреть на удобную ширму. Вы прекрасно понимаете, что прячется за ширмой, но делаете вид, что так и надо. Но глубоко внутри вы знаете, что я прав насчет «принципов, туфель и шляпок». И поэтому злитесь на меня.

              Он чуть наклонился вперёд и тон его голоса снова изменился, стал совсем другим, ещё более серьёзным:

              - Поверьте, я сожалею о том, что произнес тогда эти слова, но не за их смысл, а потому что они были вам неприятны, и лишь поэтому. Считаю ли я, что вас можно купить за дюжину шляпок? Хм. Надеюсь, вы не утопите меня в пруду, как эту маску, но я изучил финансовое положение вашей семьи, Элья…

              -Что? – Габриэль чуть не задохнулась от этой наглости. – Да как вы… Да кто дал вам такое право!

              -Погодите возмущаться. Дослушайте сперва. Ваш отец, безусловно, прекрасный, умный и очень интересный человек. Но во всём, что касается денег, он - полный профан. Он ввязался в одно очень сомнительное финансовое предприятие, и совсем не понимает, как управлять ситуацией. И не осознает, чем это может закончиться. И судя по тому, что я от него слышал, он собирается рискнуть всем, что у вас осталось. Я, конечно, дал ему несколько советов, но, для человека ничего не знающего о рынке ценных бумаг, они - как утопающему соломинка. Если так пойдёт дальше, то к концу зимы ваша семья останется без единого сольдо. Вам следует подумать о себе, Элья. Что вы будете делать, когда это случится? – спросил он негромко.

              Габриэль показалось, что у неё даже горло перехватило от такой наглости.

              ...Он изучил их финансы? Милость Божья!

              -Как вы смеете говорить такое? Какое вам вообще до этого дело? И кто позволил вам копаться в делах нашей семьи? С чего вы вообще взяли, что я нуждаюсь в ваших советах? – выпалила она, шагнув навстречу Форстеру.

              Если бы можно было влепить ему пощечину, она бы так и сделала, но её удержали от этого последние остатки благоразумия. Хотя… они были одни на этом мостике, и плевать, что подобное непозволительно, Габриэль было уже всё равно. И если бы он снова усмехнулся, она бы ударила его, не задумываясь, но Форстер лишь похлопал веером по перилам и произнес без всякого сарказма:

              - Может, это и не моё дело… Может, вы и не нуждаетесь в моих советах. Но кое-что о вашем «зефирном обществе», «в котором все поддерживают друг друга» вы должны знать. Оно будет молча наблюдать, как тонет ваша семья, вздыхать и называть вас «бедняжкой». А когда вы окончательно пойдёте ко дну, совсем как ваша маска – все просто отвернутся, и никто не станет вам помогать. Потому что вы больше не сможете позволить себе вести такой образ жизни, какой соответствует их представлениям о приличиях. Вы станете обществу не нужны. Знаете, что вас ждет, Габриэль?

              Он снова похлопал веером по перилам и добавил резко, не считая нужным щадить её чувства:

              -О вас говорят, что вы умная девушка. Перестаньте быть ребёнком, перестаньте злиться на меня из-за всяких глупостей и посмотрите правде в глаза. Вас ждет участь чьей-нибудь приживалки - экономки богатой родственницы, живущей на мизерное жалованье. Либо жены торговца тканями, посудой или бакалейщика. И как скоро общество, за которое вы так цепляетесь, вышвырнет вас наружу? В их понимании, выйдя замуж за лавочника, вы опошлитесь и станете недостойны этих прекрасных садов, - он указал её веером на темнеющие в сумерках деревья, - а став экономкой или гувернанткой всё, что вы получите - вечное снисхождение к так называемой вашей «незавидной участи». И воспринимайте это как совет, - он снова понизил голос и произнёс негромко, и даже с каким-то участием, - но сейчас у вас только один выход, Элья – смирить свою гордость и продать подороже то, что у вас ещё осталось: вашу молодость, красоту и родовую кровь, чтобы удержаться на поверхности. И если вам удастся сделать это не за «дюжину шляпок» – я искренне извинюсь перед вами за все свои слова. Увы, в этом мире всё продается и покупается, Элья. Не за пару туфель, так за дюжину, не за дюжину, так за сотню. И вы в том числе. И я.