Юджин Смит был слишком тесно связан с делом некогда всесильных братьев, пришедших на смену императору Бао Даю, и потому, не имея права ответить честно, как просил собеседник, стал напускать риторический туман. Он говорил, что Соединенные Штаты всей душой и силами поддерживают президента Зьема, они планируют предоставить ему дополнительную помощь, чтобы сокрушить Вьетконг, объединить весь Вьетнам под рукой президента Зьема. Он нес еще какую-то чепуху, от которой было стыдно самому. Собеседник понял его.
— Ну что ж, — грустно сказал он, выпив последнюю рюмку апельсинового ликера, — может быть, вы когда-нибудь пожалеете — я имею в виду не вас лично, а Америку, — что сбросили нас со счетов. Спасибо вам, хотя я рассчитывал на откровенность. Будет время, мы еще побеседуем с вами на эту тему.
Встретиться им не пришлось. Через пять дней, 1 ноября 1963 года, президент Южного Вьетнама Нго Динь Зьем был убит. Его брат не избежал той же участи.
Юджин Смит не знал и не мог знать, как развивались события задолго до их трагического завершения. А предыстория носила любопытный характер.
25 мая 1962 года в одном из фешенебельных ресторанов Манхэттена встретились два человека влиятельного клуба избранной элиты Нью-Йорка — мультимиллиардер Джон Рокфеллер III и редактор газеты «Нью-Йорк тайме» Джон Оукс. Оба они носили звание «центурионов». Как обычно, люди такого положения собираются, чтобы провести приятно несколько часов в компании единомышленников. Вести во время обеда деловые разговоры считается признаком плохого тона. Но все знают, что именно для деловых разговоров приглашает один центурион другого. Поэтому Джон Оукс не был шокирован, когда Джон Рокфеллер познакомил его с письмом еще одного центуриона — Фредерика Нолтин-га, бывшего тогда американским послом в Южном Вьетнаме. «Дорогой Джон, — писал посол, — я обращаюсь к тебе с дружеской просьбой. В последнее время уважаемая «Нью-Йорк тайме» усилила свои нападки на режим президента Зьема. Она обвиняет его в неспособности руководить страной, в продажности, трусости и других грехах. Я не беру полностью под защиту Нго Динь Зьема, но открытое выступление против него не отвечает интересам Америки в Юго-Восточной Азии, усугубляет наши трудности, которые и так довольно велики, ставит под сомнение целесообразность нашего сотрудничества с администрацией Зьема. Я прошу тебя, дорогой Джон, поговори с нашим другом Оуксом и посоветуй ему пересмотреть позицию на освещение положения в Южном Вьетнаме».
— Ну, что вы скажете на это, дорогой друг? — спросил Рокфеллер, заметив, что письмо прочитано.
Оукс передал листок Рокфеллеру, поднял стакан с рейнским вином и, любуясь благородной жидкостью, пронизанной солнечным лучом, неожиданно для Рокфеллера произнес:
— Вот теперь мне совершенно ясно, что Южный Вьетнам надо быстрее избавить и от Нго Динь Зьема, и от нашего друга Нолтинга. Ты, Джон, входишь в Совет по международным отношениям. В Америке знают, что именно там, в вашем четырехэтажном особняке на углу 68-й улицы и Парк-авеню, вырабатываются рекомендации по долгосрочной политике и намечаются их стратегические решения. От этих рекомендаций, как мне известно, не отказываются ни в государственном департаменте, ни в Белом доме. Наша политика в Южном Вьетнаме, Джон, заходит в тупик. Ее надо менять. И менять людей, на которых мы возлагали надежды. Пропустите все факты через ваш генератор идей — Рокфеллеры, Форды и Морганы лучше, чем наш друг Нолтинг, разберутся в обстановке — и примите новую стратегию, пока мы не попали в еще более тяжелое положение.
Рокфеллер хорошо понял Оукса и предложил продолжить беседу на более приятные темы, чем внешняя политика. Обед закончился в полном согласии. После того как с письмом Нолтинга и беседой Оукса ознакомился брат Джона — Дэвид, возглавлявший Совет по международным отношениям, мозговой трест начал работу. В особняк на 68-й улице стали приходить секретные пакеты из государственного департамента, из сенатской комиссии, Пентагона, специальных служб. Когда все полученные документы были изучены, судьба южновьетнамского президента была решена окончательно. Значительно позже Юджин Смит понял, каким крошечным винтиком был он в машине, маховик которой вращался с неотвратимой беспощадностью.