Южно-Африканская деспотия

Внимание всех обратилось на Златку и Апи, которые от этого даже смутились. А Бобров продолжил:

– Скульптура, естественно, будет меньше натуральной величины и пустотелая. Иначе нам ее просто не протащить через проход. А потом Юрка ее тихо находит и тихо продает какому-нибудь зажравшемуся пендосу. Скажем, за пятьдесят миллионов.

– За сто, – подал голос Смел ков.

– Пусть будет за сто, – легко согласился Бобров.

В поместье торжественно отмечали выход на линию Херсонес – Новгород (на юге Африки) еще одной пары кораблей. И всего получалось, что сейчас моря и океан будут бороздить, не считая тех, что в ремонте, целых восемь бортов. Это, по нынешним меркам был довольно большой флот, а регулярность рейсов и относительная безопасность от стихий, не говоря уже о пиратах, привлекали к нему внимание не только купцов, но и обычных путешественников. И то, теперь поднявшись на борт в Херсонесе, можно было за два месяца одолеть расстояние до южной Африки, и за месяц до Менаки, что на юге Иберийского полуострова. А уж несколько дней пути между Пиреем и Сиракузами вообще были за пределами мечтаний.

Поэтому на корабли Вовановой компании просто отбою не было от желающих. И то, простому пассажиру теперь не надо отрабатывать проезд гребцом или палубным матросом. Заплатил серебро (дороговато, конечно) и плыви себе спокойно в каютке или вообще на палубе, в зависимости от уплаченной суммы. Да тебя еще и кормить будут (если заплатишь) горячим (это на судне-то). А к услугам купцов были емкие трюмы. Единственным неудобством этих кораблей было то, что они шли строго по установленному маршруту. Гераклея – Византий – Милет – критский Кносс – Сиракузы – Менака, это туда. После Менаки корабли уходили в океан и след их терялся. Но не навсегда. Через какое-то время они появлялись из-за горизонта, заходили в Менаку, которая быстро восстанавливалась после карфагенского разгрома. И далее Сиракузы – критский Кносс – Афины (вместо Милета) – Византий – Гераклея – Херсонес. Кстати, из Византия, Гераклеи и Херсонеса можно было добраться судами той же компании, что многие и делали, до любого порта Понта.

Финикийцы кораблям, которые были узнаваемы в любом месте, в любую погоду и даже ночью, никаких препятствий не чинили. Слишком памятны были несколько показательных разгромов. Вован не был злопамятным и специально финикийцев не плющил. Он их просто игнорировал. Но торговлю этим средиземноморским купцам он портил изрядно. Во-первых, тем, что товары африканского экспорта (экзотическая древесина, слоновая кость и шкуры экзотических животных) поставлялись им в больших количествах и по более дешевым ценам, ну а во-вторых, все греческие купцы, ранее пользовавшиеся для доставки своих товаров финикийскими кораблями, перешли к Вовану, потому что и скорость доставки, и сохранность товаров у него были намного выше. А если учесть еще пусть и небольшой, но пассажиропоток, который, кстати, стал увеличиваться с появлением регулярных рейсов, то Вован вообще имел бывших монополистов в разных позах.

Конечно, всякого рода сатрапы, деспоты и прочие диктаторы норовили наложить лапу на столь прибыльный бизнес. Причем сочетание наложения лапы и собственно бизнеса появилось только в последние пару лет, когда Саня Македонский стал решительно гонять Дария по необъятной Персии, а в Греции укрепился (то есть узнал ходы и завел знакомства) Антипатр. До этого у военных кораблей Греции с Вованом как-то не очень получалось. Не желая столкновения, Вовановские корабли или ускользали от соперника, пользуясь преимуществом в скорости и, иногда отстреливая наиболее борзых триерархов, или старались пройти опасные места ночью, что у них, благодаря приборам и лоции, получалось лучше, чем у самоуверенных греков.

А потом Антипатр постепенно стал нагибать под себя все восточное Средиземноморье. Главные конкуренты-финикийцы после взятия Тира и Сидона, от греха подальше, переместились на запад, где Карфаген пока никому первенства не уступал. Разгром его флота от фокейцев остался далеко в прошлом. Но на восток он не лез, довольствуясь побережьем Африки, Испании и Сицилии.

В таких условиях Вовану надоело таиться и бегать, и он стал вооружаться. Причем, по-серьезному. Бак его судов стали украшать пушки. Сначала одна, а когда корабли стали немного больше, то и две. Причем, пушки служили, скорее, фактором устрашающим. В первое время достаточно было одного выстрела. И даже не обязательно на поражение. Сноп огня, клубы дыма и сопровождающий это явление жуткий грохот моментально остужали пыл противника, и он спешил покинуть место несостоявшейся стычки так, что весла гнулись. После нескольких таких демонстраций греки поняли расклад, и Вовановы корабли стали ходить свободно, тем более, что сами они никого не трогали и никуда не лезли.