Южно-Африканская деспотия

– Там Юрка из воды вылез. Весь такой черный с желтым. Сказал, что это гидрокостюм, – Апи запнулась на незнакомом слове. – Сейчас в триклинии. Вроде тебя ждет.

– Так что ж вы меня разбудили?! – стал закипать Бобров.

– А он только что вылез, – невинно сообщила Апи и Бобров, уже открывший было рот, сдулся.

Юрка сидел в триклинии один и, пользуясь этим беззастенчиво чавкал. Подавальщица стояла над ним и чуть сзади, и на лице ее был написан живейший интерес.

– Что еще есть? – спросил Юрка, интенсивно жуя.

Однако, его поняли.

– Мясо, тушеное в вине. С овощами.

Юрка оживился.

– Тащи, – сказал он и посмотрел на вошедшего Боброва. – А ты будешь?

Бобров кивнул.

– Ему тоже. И кувшин вина. Да живо мне. А не то...

Договорить он не успел, потому что подавальщица уже скрылась за дверью, хихикнув напоследок.

– Распустились тут все, – проворчал Смелков. – Никакого, понимаешь, почтения.

– Здорово, – сказал Бобров, садясь напротив. – Давненько не виделись. Что-то ты исхудал, похоже.

– Исхудаешь тут, – посетовал Смелков, вытирая пальцы об салфетку. – С такой-то жизнью. Ни сна, понимаешь, ни отдыха, – он вздохнул. – Это у вас здесь океан, Африка – романтика из всех щелей. Опять же, античность и даже, говорят, Александр Македонский. А у нас бандиты, чиновники,разборки,откаты и попил.

-Ну тоже своего рода романтика. Ноты же этим не занимаешься?

– Я-то, – испугался Юрка. – Да ни боже мой. Ты же знаешь, я человек тихий и где-то даже законопослушный. Рыбой вот приторговываю, маслом, вином исключительно для моральной поддержки штанов. У меня и машины сильно подержанные. Правда, их несколько, – тут он задумался и стал загибать пальцы. – Ну да, пять штук.

– А что за машины-то? – спросил Бобров, чтобы поддержать разговор, потому что подавальщица что-то запаздывала.

– Отечественные, – ответил Юрка и второй раз облизал ложку. – Понимаешь, они у народа вызывают жалость, а не зависть.

Тут вошла подавальщица с тяжелым, заставленным в два слоя подносом и Юрка умолк, принюхиваясь. Запахи от прикрытых досточками глиняных мисок шли умопомрачительные. В кувшине, который девушка поставила чуть в стороне, многообещающе булькнуло.

Некоторое время оба сосредоточенно поглощали содержимое мисок. Юрка причмокивал, закатывал глаза и облизывал пальцы.

– Представьте мне кулинара, – сказал он, отодвигая миску, – и я его по-королевски награжу.

– Уф, – подтвердил Бобров, допивая вино. – Хотите прогуляться или сразу к делу?

– Покоя хочется, – ответил Юрка. – Поэтому пойдем в таблинум. И прикажи подать коньяк и сигары.

– Обойдешься, – сказал Бобров. – Впрочем, коньяк можно. Но только после того, как все изложишь.

– Йа, йа, – согласился Юрка. – Натюрлих.

Уютно расположившись в кресле, Юрка сложил руки на животе и приступил к рассказу о своей второй жизни, известной немногим. Боброву и нескольким особо доверенным людям. Повествование было настолько захватывающим, что Бобров не довольствовался междометиями и целыми фразами матерного характера. Но он буквально выпрыгнул из кресла и забегал по обширному, но загроможденному таблинуму, натыкаясь на мебель.

– Необработанные алмазы, как ты знаешь, я запустил в Голландию. Цена была невелика, потому что шли они через посредника и, подозреваю, он был там не один. Да и продавал я не все, а только самую мелочь, придерживая крупные, в надежде, что появится и у нас огранщик не хуже голландских. Он действительно появился и первый же бриллиант, ты его помнишь – этакий квадратный с огранкой «принцесс», я сплавил в Израиль. Слушай, оказывается не все Евреи сбежали в землю обетованную. Я обнаружил целых двух. И оба оказались вполне интеллигентными барыгами. В общем, семьсот пятьдесят тысяч долларов. И мне до сих пор кажется, что я сильно продешевил. Так вот, на смешные пятьдесят штук мы загрузили Никитоса по маковку, и я запросто поставлю все свои пять тачек против твоего правого сандалия, если он не сделает из них менее пяти талантов.

Вот тут Бобров выругался первый раз. Юрка самодовольно ухмыльнулся и погладил себя по животу.

– Слушай же дальше. И я все-таки настоятельно рекомендую приказать насчет коньяка.

Бобров только отмахнулся. О чем пожалел уже через пятнадцать минут.

– С учетом сэкономленного у Григорьевны скопилось несколько тысяч каратов. Она их рассортировала по одной ей ведомым критериям и через две недели я имел первую партию в двести сорок восемь каратов. Кстати, забыл сказать, что от продажи первого бриллианта примерно пятьсот штук ушло на покупку дополнительного оборудования.

Заметив недоуменный взгляд Боброва, Юрка пояснил: