Южное седло

Наконец, в 8 часов завершающая сигарета — высшее наслаждение и кульминационный пункт прошедшего дня — были предложены моим товарищам. Однако они к этому времени уже дремали. Я же лично даже здесь так же наслаждался сигаретой «на ночь», как всегда, намного больше, чем на равнине. Свою трубку я оставил в лагере IV, находя, что она гаснет слишком часто и что на затяжку надо тратить слишком много сил. Ощупью отыскал спички и закурил. Деяния и происшествия этого дня улетучивались в тумане дыма, так же как и деяния, мысли и желания следующего дня. За пределы следующего дня мои разум никогда не заходил.

В ожидании повторного подъема

Ночью шёл слабый снег, и, может быть, именно поэтому утомительный ветер стих. Лишь изредка хлопок по палатке нарушал наш покой. Но как скажется этот снег на вышележащем юго-восточном гребне? В 6.45 я развел примус для чая. Вода была натоплена ещё прошлой ночью. Хотя это потребовало вечером большого напряжения воли, зато окупилось сторицей, когда настало утро и с ним мрачная необходимость вылезать наружу за снегом. Я дал чаю и кодеин Анг Тембе, все ещё лежащему пластом и не способному ничего произнести, кроме редких стонущих восклицаний.

Хотя никто из нас не был особенно голодным, мы позавтракали, начав с грейпнатсов, которые Джон любил класть в чай. Затем последовала ривита с сыром или джемом. Я стал питать неприязнь к экспедиционному джему (типичный высотный каприз), а сгущенное молоко — это слишком много хлопот. Пока другие медленно собирались, в промежутках между проверками, как идет у них дело, я произвел безуспешную попытку вымыть посуду. Но когда они ушли и я остался на весь день предоставленный самому себе, я вернулся на свой матрац и проспал ещё пару часов. Затем я просто лежал и смотрел в потолок. Если срочно понадобится, любое усилие могло быть сделано. Но если требуется повседневная работа вроде уборки или мытья посуды, то намного легче смирно полеживать, повертывая следующую страницу Николаса Никлби или просто ничего не делая. Как насчет поэзии? Вся тяжесть земная повисла на моих руках, когда я открывал дневник. Написав строчку или две, остановился. Голова утопала в дремоте. Я вздрогнул, написал ещё пару строчек и снова остановился. Наверняка можно все же писать, даже здесь. В таких условиях прошло утро. Внутри палатки стало безумно жарко — мне пришлось остаться в фланелевой рубашке, надетой на нательную фуфайку. Но как только я открыл дверь, холодные шквалы, вооруженные ледяными иглами, атаковали меня. Я приготовил немного лимонада, а затем, не напившись, сварил Нескафе. Печенье и сыр пробили себе путь вниз. Больше ничего не было, но больше я бы и не мог ничего съесть. То, что прежде казалось деликатесом, теряет здесь свой вкус. Послеобеденное время я провел в точно таком же безделье. Совесть говорила мне, что кругом полно всяких дел: красоты, которые надо запечатлеть, кастрюли, которые надо отмыть от тзампы. Тело говорило, что и то и другое могут подождать.

В четыре в ожидании шерпов я поставил греть воду. В 8.30 ниже горба послышались отдаленные голоса и появились медленно поднимающиеся четыре (а не три) фигуры. Это были мои шерпы Анг Дорьи, Фу Дорьи и Пазан Футар. Вел их Чарлз Уайли собственной персоной. Трое шерпов несли керосин и упакованные в фольгу штурмовые пайки. Они тяжело дышали, так как поднимались очень быстро. Чарлз плюхнулся на ящик. Он рассказал мне, что пошел сопровождать шерпов, чтобы как-то отвлечься от однообразного существования на Передовой базе. Прошлой ночью (27-го) он узнал от Чарлза Эванса и Майка все новости и заказ на продукты. Чарлз и Майк были очень утомлены, однако рассказали все, что знали, и отвечали на вопросы.

Опустив голову, Чарлз сидел на ящике и пил чай. Я осмотрел принесенные грузы. Казалось, все были квадратной формы — штурмовые пайки или керосин.

— Где мой кислород, Чарлз?

— Кислород?

— Я имел в виду тот, который я просил для заброски на Седло.

— О боже! Вы говорите про те баллоны!

— Какие баллоны?

— У нас была пара баллонов. Но мы встретили спускающегося Джона, и он сказал, что они слишком тяжелы и что лучше их оставить. Они лежат у подножия Стены.

Я подумал, какое странное влияние оказывает высота. Джон знал прошлой ночью, что мне нужен кислород, особенно если мне придется подниматься выше Седла. Его мышление, по-видимому, было направлено к одной цели — экономии веса, и теперь он приказал оставить внизу мой драгоценный кислород. Двумя днями позже мне пришлось самому его увидеть сиротливо покоящимся на площадке перед началом крутого подъема на Стену.

Я взглянул на громадный склон, окаймляющий голубое небо вдоль Контрфорса Женевцев. Завтра без кислорода я должен вести трех нагруженных шерпов для второй заброски на Седло. А может быть, и выше.

Глава 12.На Седло без кислорода

28 и 29 мая