Южное седло

В 6 часов 30 минут я высунул руку за оставленным наружу примусом. Я сделал это по просьбе Тенсинга. Я протянул примус так, что при этом никому не пришлось покидать свою палатку, и стал ждать. Все безропотно ждали, пока золотые руки Тенсинга не вскипятили чай, принесенный нам широко улыбающимся на это раз Пазанг Футаром. Бедный Эд! Он всегда недолюбливал чай, даже в долине, и каждый раз требовал кофе. Затем мы перешли к супу, к которому каждый что-нибудь добавил, но без особого успеха. Забыв чувство долга, я взял немного изюма, сгущенного молока и несколько кусочков колбасы салями, к которой, однако, другие не притронулись. Аппетит у всех был неважный: мы слишком долго были на высоте более 6000 метров. Употребление колбасы было связано с трудными манипуляциями: отрезать кружок, очистить кожу, разрезать на куски, но я всё же проглотил несколько кусков и даже получил большое удовольствие.

Беседа продолжалась. Мы говорили теперь о родных и знакомых, о том, как рады они будут. Мои мысли весьма живо переносили меня к жене и семье, моему годовалому сыну. Но как счастлив будет каждый, что экспедиция закончилась счастливо и успешно!

Все это было весьма приятно. Но наконец настал суровый час, когда никакого оправдания дальнейшему лежанию уже не было. На меня, как на привратника у двери, выпадала тяжелая обязанность первым покинуть удобное горизонтальное положение, встать на колени, достать ботинки, медленно их надеть и подняться. Пока я лежал, мне казалось, что ветер не так уж ужасен, но, когда я встал, все иллюзии мигом исчезли. Я прошел шатаясь к палатке-пирамиде, согнулся и влез в неё. Внутри было ещё темнее и неуютнее, если это было возможным, чем раньше; я был вдвойне благодарен за ночь, проведенную с другими,— одну из наиболее счастливых, хотя и наименее комфортабельных ночей, с лучшими товарищами, которые у меня когда-либо были. Я сел, зашнуровал ботинки, надел свои гетры, затем снова вылез и направился к палатке «Мид».

Некоторое время было потрачено на окончательное одевание и наладку кислородных аппаратов для Эда и Тенсинга, которые должны были их использовать на спуске. Хаос из кастрюль и другой кухонной утвари валялся на полу, загораживая вход. Жалко было оставлять все это ценное имущество. Во что бы то ни стало я должен был взять что-нибудь, раз наши штурмовые пайки оставались здесь без всякой пользы. Я вернулся к «пирамиде».

На земле, в палатке и вне её были разбросаны пакеты сахара по 170 граммов. Сахар — это очень важно! Голова работала медленно. Я подобрал несколько пакетов и положил в рюкзак.

Спуск со стены Лхоцзе

Эверест побежден. Эта поразительная мысль пробивала порой себе дорогу даже в условиях заторможенного сознания в высотном лагере. Теперь мы должны идти вниз и сохранить для будущего историю этого восхождения. На востоке сияло теплое солнце. Громадина Кангченджанги (8585 м) царила над утренней природой.

Мы с Пазангом, идущие без кислорода, вышли первыми в 9.30. Медленно поднимались по насту к Контрфорсу. Я был весьма доволен, найдя на своем месте навешенную верёвку, тем более что она действительно была полезной.

Двигаясь медленно, используя перила, мы добрались до снежного гребня, теперь пошли к скалам. Мне было трудновато найти верхний снежный траверс, ведущий в широкую снежную ложбину, с которой, собственно, и начиналась стена Лхоцзе. Кошки скрипели под нами на гладких скалах, и, найдя подозрительную верёвку, мы с трудом спустились. Порой нога резко соскальзывала и проваливалась через наст. За последние две недели здесь не было большого снегопада. Следовательно, солнце и ветер успели как следует поработать. У снежной ложбины мы остановились, и я снял свою нижнюю куртку. Становилось тепло. Здесь вторая группа, двигаясь быстрее, нас нагнала. Эд и Тенсинг шли с кислородом. Скальные выходы, к которым мы теперь направлялись, представляли собой по сути дела две полосы, пересекающие склон, и у нижней из них у Пазанга начались «кошачьи» неполадки. Надо сказать, что подобные истории с тесьмой происходили со всеми тремя видами кошек. Тесьма ослабла, и кошка начала болтаться. Пока Пазанг укреплял кошку, я наткнулся на мой кислородный аппарат, отдыхающий здесь с предшествующего дня. С облегчением, в то время очень приятным, я толкнул все это хозяйство, и оно заскользило вниз, по направлению к Цирку. Впоследствии я об этом пожалел.