Южное седло

На вершине ледника вторая группа остановилась, и мы уселись вместе с ними. Было жарко. Мы сняли свитеры, но для того, чтобы снять нижние брюки (следовательно, и ботинки), требовалась ещё не доступная нам стальная воля. К тому времени через ледопад проходило почти что шоссе: следы кошек, пятна грязи, остатки фольги, словно в пригородном парке в июльский день. Через верхнюю трещину мы перепрыгнули безо всякого раздумья. Спускаясь по навешенным перилам, с большой легкостью и изяществом вертелись и кружились, пока Джордж запечатлевал нас на кинопленке. Всех одолело каникулярное настроение, словно это был последний день семестра. Солнце сияло, дыхание по мере спуска становилось свободнее. Теперь мы были на последнем склоне.

Никто не подозревал, что в лагере VII может кто-нибудь быть. Чарлз Уайли должен был спуститься с двумя шерпами. Мысли уже вертелись вокруг вопроса; сколько времени потребуется для приготовления питья или мы пойдем дальше без него? Может быть, так и надо. Вдруг мы увидели фигуру, прогуливающуюся между палатками: без всякого сомнения, Чарлз собственной персоной. Последний утомительный путь через плоский участок — и мы наконец на месте. Чарлз, позаботившийся о том, чтобы все было в порядке, появился словно божество с большими кружками лимонада! Моим первым движением было спрятаться в тень палатки, которую я оставил, как бы это ни казалось невероятным, накануне утром. Мы пили и пили, сидя на снегу. Чарлз, широко улыбаясь, слушал рассказ и горячо поздравил Эда и Тенсинга. Как хорошо, что он остался в лагере!

Группа Эда стремилась поскорее уйти, чтобы избавить Джона от всех тревог и снова насладиться комфортом «цивилизованной» жизни. Что касается меня, то я не огорчился, когда Чарлз заявил о своем намерении остаться и забрать палатки, поскольку ниже Южного Седла они все нужны. У меня будет время, если я останусь с ним, немного поостыть, собрать мои личные вещи, приготовить ещё питья. Моей реакцией после возбуждения предыдущего дня было чувство радостного расслабления. Все было сделано. Погода хорошая, золотые слитки запада поблекли в глубокой синеве неба, светлеющего на горизонте, над легкими серебряными облаками, словно слетевшими с полотен Веронезе. К чему спешить? Почему не насладиться последним спуском во всех деталях, когда на каждом шагу все пережитое всплывает в памяти при словах «Все кончается. Эверест взят»? Однако даже при этом я не так охотно предложил бы свое общество, если бы знал, какая тяжелая работа нас ещё ожидала.

Эд, Джордж и Тенсинг запихали свою нижнюю одежду в рюкзак, снова связались, повернули кружки дном и исчезли за поворотом. Мы начали осматривать палатки. Они стояли здесь уже примерно две недели. Каждый день снег таял под солнцем, потом замерзал, таял и замерзал, пока не заковал намертво колышки во льду и не собрал в складки полы палаток, образуя осевшие впадины. Каждый колышек пришлось с помощью Пазанг Футара и Фу Дорьи вырубать ледорубом, в то время как в пирамиде Анг Дорьи лежал в оцепенении после переутомления предшествующего дня.

Работа была длительная. Никогда я не подозревал, что у палатки столько колышков. Каждый рывок за парусину сводился на нет другим рывком, и работа начиналась сначала. Наконец палатки были сняты и образовали на земле длинные жесткие свертки. Из них сделали тюки, а мелкие вещи были размещены по рюкзакам. Последний взгляд кругом. Вскоре это место будет таким же чистым и холодным, как и раньше. Наши палатки на Седле сравняются со швейцарскими. Эверест нас не забудет. Теперь мы были готовы к выходу. Была середина дня, и солнце на безоблачном небе ослепляло своим сиянием, хотя снизу, из колдовского котла нижнего Цирка, уже поднимался туман. Наконец мы собрались, занимаясь мелкой подгонкой рюкзаков и оттягивая время надевания кошек. И тут стало ясно, что Анг Дорьи придется тяжело. На его лице, обычно приветливом, как у всех шерпов, лежала печать равнодушия, какое я видел уже у Анг Тембы. Он неуверенно ощупывал тесьму кошек. Я сказал, что могу взять его в свою связку, а Чарлз пусть свяжется с двумя другими шерпами. Мы двинулись. Через несколько шагов обе кошки Анг Дорьи почти одновременно отвязались. Я наклонился, чтобы их поправить. Однако оказать такую услугу другому человеку почти так же трудно, как завязать его галстук. Я закрепился получше и выбрал слабину у верёвки. Затем пропустил группу Чарлза, сказав, чтобы они шли не торопясь. Анг Дорьи шёл словно лунатик. Часто его нога за что-то цеплялась, и он спотыкался, всем своим видом показывая, что он собирается ковылять до самого Цирка. Однажды он на некоторое время остановился, сам не понимая зачем. Он хотел напиться из маленькой лужи на краю трещины, но все же он шёл, повинуясь инстинкту, который заставлял его перестанавливать ноги.