Южные ночи

— Черт возьми! — пробормотал Тревор прямо ей в ухо. — Побежден. Люблю тебя слишком сильно.

Эти отрывистые фразы торжественным аккордом отозвались в душе Леа. Она успела подумать, не бурбоном ли навеяны такие речи, но, тут же решив, что ей все равно, прильнула к Тревору и растаяла в мощных объятиях. Кровь быстро помчалась по сосудам, точно воды бурной реки. Еще крепче обнимая ее за талию, он попятился назад, но Леа ничуть не возражала. Казалось, Тревор не слишком твердо стоит на ногах, и она решила, что, может быть, он ищет опору. Коснувшись ногой края кровати, он остановился.

Лучше бы он не просил ее погасить лампу. Ей так хотелось видеть его красивое лицо, каждую черточку, отражавшую чувства. Однако ей все равно, ведь чеканные линии его подбородка, чувственная складка губ, а в особенности выражение его чудесных ореховых глаз прочно удерживала ее память. Он ласково толкнул носом ее подбородок, а когда голова Леа запрокинулась назад, прильнул лицом к ее шее. Боже правый! Горячее дыхание заставило ее затрепетать от головы до пят. Потом кожа увлажнилась и согрелась его поцелуями, и Леа, едва дыша, ощутила такую сладостную истому в потаенных уголках своего тела, что это показалось ей невероятным.

Тревор не проронил ни слова, он говорил с нею лишь сводящими с ума восхитительными прикосновениями. Леа замерла как завороженная, а он все колдовал над ее шеей, и от этого вся она изнывала от сладкой муки и едва ли соображала, что ладони Тревора тем временем тоже были заняты. Ощутив натяжение ткани на своих плечах, она опустила руки вдоль тела. Пеньюар упал на пол, оставив всего одну преграду в виде тонкой ночной сорочки. Он вновь обнял Леа и прильнул губами к ее рту. Пузырек с бальзамом выскользнул из тонких пальцев.

Девушка ухватилась за широкие борта его шелкового халата. И вовремя, потому что немедленно обмякла под его поцелуем. Она наслаждалась каждым мигом, почти теряя сознание от этой неторопливой, чувственной ласки. Прежде он не целовал ее так, словно намереваясь вечно продлить эти мгновения. Бурный поток, уже успевший захлестнуть все ее существо, превратился в настоящее наводнение, которое поглотило последние способности Леа мыслить и рассуждать. Она словно была напоена каким-то дурманом не меньше, чем Тревор — дядиным бурбоном. В конце концов язык его, пройдя между губами Леа, так глубоко вонзился внутрь, что колени отказались держать ее. Она покачнулась вбок и где-то в глубине охнула.

Леа подумала, что он тоже падает, но, ощутив, как руки Тревора сомкнулись вокруг ее бедер, поняла, что он просто немного склонился, чтобы ее поднять. Поцелуй, однако, не прекратился даже тогда, когда Тревор уложил ее на кровать, а сам оказался над нею. По всему телу промчалась волна паники. Она просто не вынесет, если теперь, в этот миг, он отступит. Ведь поднятая им буря никогда не утихнет…

Обхватив его за шею, Леа пригнула еще ближе к себе голову Тревора и ахнула, когда он улегся сверху. Он моментально поднялся над нею, упершись руками в кровать, но Леа вовсе не хотелось расставаться с уютным теплом тяжелого тела. Пальцы ее вползли в волны темных волос, чтобы снова удержать голову Тревора и вернуть ему поцелуй. С радостным стоном он немного расслабился и опустился, лишь в половину своего веса прижав Леа к кровати.

Он гладил ее ногу с искушенностью знатока, все выше продвигая горячую ладонь вдоль внутренней нежной части бедра. Когда пламя переместилось с бедра выше и своими язычками облизало внутренности, Леа закричала, но плотно прижатые губы Тревора заглушили ее крик. Сердце бешено заколотилось, она совсем забыла о том, что хотела поцеловать его в ответ, и вдруг услышала тихий смешок над своими губами.

Она скользнула ладонями по крепким плечам, по рукам, потом — по груди и ниже, и тут завозилась с узлом пояса, настолько увлекшись этой задачей, что не заметила движений Тревора. Ловкость его была поразительна: уже через несколько секунд и его халат, и ее ночная сорочка оказались где-то в ногах, а сам Тревор, обнаженный и страстный, лежал рядом.

Внезапно он утратил остатки воли. Жадные руки нетерпеливо двинулись по ее телу, тогда как губами он оставлял горячие поцелуи на шее, груди, животе… У Леа перехватило дыхание, она боялась испортить это восхитительное мгновение. Необузданные ласки превращали ее в сгусток пульсирующих эмоций, и она желала только одного: чтобы он был еще ближе, чтобы стал ее частью; но Тревор, казалось, собирался бесконечно искушать ее.

Он прижался губами к самому низу ее живота, отчего Леа испытала приступ отчаянной дрожи. Его любовная тактика чем-то напоминала военную операцию с наступлением по всему фронту. Леа едва успевала прийти в себя после одной атаки, как немедленно подвергалась следующей с иного направления. Вот и сейчас, быстро переместившись к высокой груди, Тревор обвел языком по очереди оба соска. Но не забыл о главной своей цели. Господи, она ни за что не согласилась бы встретиться с ним в настоящем бою. Он был хитер, как сто лисиц.