Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка

Образовательный уровень обоих тоже был примерно равным: Бестужев, хотя не учился за границей и в корпусе, получил блестящее домашнее образование, затем экстерном сдал экзамены в двух учебных заведениях: Московском университете и Пажеском корпусе. И, наконец, было много общего в их характерах: у обоих за внешней «сентиментальностью», «энтузиазмом» и «экзальтацией» скрывались железная воля и решительность.

Естественно, что сближению двух офицеров способствовали общие «несчастья»: как и Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин служил в Семеновском полку – и после «истории» 1820 года тоже был выслан на юг, в армейский Полтавский полк.

Однако в делах тайного общества Муравьев и Бестужев-Рюмин отнюдь не «составляли одного человека». Между друзьями существовали политические разногласия: Муравьев, например, не одобрял радикализма своего друга по вопросу о судьбе «императорской фамилии». Еще в январе 1823 году Бестужев, вняв убеждению Пестеля, дал согласие на «убиение» императора, Муравьев же долго противился этому.

Не нравилась Муравьеву и бестужевская категоричность при решении вопроса о судьбе цесаревича Константина. Когда Бестужев-Рюмин, исполняя отданный «именем Директории» приказ Пестеля, стал требовать от поляков «немедленного истребления цесаревича», Муравьев заметил своему другу: «Зачем хочешь ты взять на себя преступления другого народа, не довольно ли уже того, что мы вынуждены были согласиться на смерть императора?»

Молодой заговорщик прекрасно знал как о конфликте Пестеля с Трубецким, так и о сложностях в отношениях Пестеля и Муравьева-Апостола. «В Тульчине подчеркнуто рассматривали нас скорее как союзников Общества, нежели как составную его часть», – утверждал он на следствии. Однако вопрос о роли самого Бестужева в этом кризисе никогда историками не ставился, предполагалось, что он безусловно поддерживал своего друга в споре с Пестелем.

Судя же по документам, позиция Бестужева-Рюмина была гораздо сложнее.

Показания Бестужева-Рюмина содержат несколько метких характеристик личности и дел председателя Директории. Самая известная из них – в его показании от 27 января 1826 года: «Пестель был уважаем в обществе за необыкновенные способности, но недостаток чувствительности в нем был причиною, что его не любили. Чрезмерная недоверчивость его всех отталкивала, ибо нельзя было надеяться, что связь с ним будет продолжительна. Все приводило его в сомнение; и через это он делал множество ошибок. Людей он мало знал. Стараясь его распознать, я уверился в истине, что есть вещи, которые можно лишь понять сердцем, но кои остаются вечною загадкою для самого проницательного ума».

Эта цитата позволяет сделать вывод: Бестужев действительно хорошо «распознал» лидера южан. В отличие от многих не слишком проницательных современников, он не обвиняет Пестеля в бонапартизме. Он говорит о другом: доверчивый романтический век диктует человеку соответствующую линию, манеру поведения. Человеку недостаточно «чувствительному», недоверчивому скептику невозможно рассчитывать на благоприятное мнение о себе. Однако, как свидетельствуют бестужевские показания, сам относился к Пестелю не так, как «все».

1823, 1824 и 1825 годы – время постоянных контактов Бестужева и Пестеля. Именно на Бестужева-Рюмина была возложена ответственная роль связного между Васильковской управой и Директорией. Взаимная неприязнь Пестеля и Муравьева была известна «всему обществу», Муравьев свое негативное отношение к южному директору даже не пытался скрывать. И во многом благодаря позиции Бестужева между ними не произошло окончательного разрыва.

Характеризуя же поведение в заговоре Сергея Муравьева, Бестужев показывал, что «чистота сердца» и бескорыстие его друга «были признаны всеми его знакомыми и самим Пестелем (курсив мой. – О.К.)». При этом он отмечал, что своими «отношениями» с Пестелем погубил Муравьева-Апостола: «как характера он не деятельного и всегда имел отвращение от жестокостей, то Пестель часто меня просил то на то, то на другое его уговорить».

Из показаний Бестужева-Рюмина не видно, что он был в чем-то не согласен с «Русской Правдой». Содержание «Русской Правды» он знал хорошо и довольно точно излагал на следствии. Введение в России конституционной республики, отмена крепостного права, десятилетняя диктатура Временного верховного правления – все эти крайне радикальные для той эпохи положения Бестужев-Рюмин в целом одобрял[187].

Как и Пестель, Бестужев полагал, что далеко не все современники готовы разделить подобные взгляды. Людей надо убеждать, а для убеждения хороши все средства, даже и не вполне честные. Судя по ходу и итогам его организаторской деятельности в заговоре, эту истину он усвоил неплохо.