Южный горизонт (повести и рассказы)

У заведующего удивленно отвалилась челюсть. Его даже оторопь взяла: черный мешок черным дьяволом почудился. Этого Таутан не ожидал. Теперь поневоле начнешь уговаривать, умолять и деньги совать. А куда денешься? Не подмажешь — не поедешь.

— Две тысчонки этого займа — твои! — выдавил Таутан. Лицо его при этих словах омрачилось, брови насупились, глаза будто пленкой подернулись. — А остальное — сбереги…

— Подожди… подожди… — Заведующий вскинул обе руки и замахал кистями, будто отмахиваясь от мух. — Так… сколько у тебя в этом… мешке?

— Здесь заем на двадцать пять тысяч четыреста рублей.

— Заем — колхозный?

— Нет, мой.

— Весь?!

— Да, весь… до копейки!

— Ах, вон оно что!

Заведующий перевел дыхание, растерянно посмотрел в окно. Таутан поспешил развеять вспыхнувшие вдруг в рыжем подозрения.

— Не волнуйся. Не ворованное. И с неба тоже не свалилось. Просто накопились бумажки за многие годы. Сам знаешь: колхозников обязывают подписаться на заем. Дается план, а его следует выполнять. Для примера сам подписываешься каждый раз на большую сумму. Потом удивляешься, откуда столько взялось. А тут и родственники, дальние и близкие, волокут кипами. Дескать, на, сбереги, потом деньги вернешь… Вот и набралось.

Рыжий отвернулся от окна.

— Вообще-то с моей стороны возражений, конечно, нет. По закону разрешается хранить заем в сберкассе. — Заведующий опять замялся. — Но у тебя слишком много. За хранение придется платить. Ну, там… рублики-копейки… А подойдет срок розыгрыша, проценты, разумеется, повышаются… Немного.

— Сколько?! — испугался Таутан. Всю жизнь он имел дело с деньгами и процентами и любил точность.

— Что… сколько?

— Ну, сколько я вообще должен платить?

Было досадно: сам бухгалтер, и ничего об этих процентах не знает. Он рассчитывал, что с большой суммы со временем получит неплохие деньги. Выигрыши, погашения, мало ли еще что… Но если за хранение сдирают проценты, то, пожалуй, лучше забрать мешок и повернуть оглобли назад.

— Ну, накануне тиража с каждых двадцати рублей, скажем, взимается до пятидесяти копеек…

— А потом?

— А потом, как обычно, платишь мелочь. Сколько думаешь хранить свой заем?

— Ну, это бог знает… Уж как получится.

Рыжий неожиданно преобразился, радостно потер руки.

— Таке! Скажи, я не ослышался, а? Ты действительно сказал: две тысячи рублей?

— Да, две тысячи. На, развяжи мешок и отсчитай свою долю.

— Но чтоб потом — ни-ни! Я ничего не знаю. Мое дело — увеличить число вкладчиков и выполнить план. Все остальное меня не касается…

— Не беспокойся. Только запиши номера облигаций, которые у меня берешь.

— Это еще зачем?

— Как зачем, ойбай? Должен же я знать, какие номера мне уже не принадлежат. Или искать мне потом прикажешь?

— А… Тут ты, конечно, прав.

Рыжий взял мешок, развязал его, быстро-быстро, помаргивая и облизываясь, одну за другой бросил на стол несколько пачек разноцветных бумажек. Потом, деловито поплевав на пальцы, с ловкостью человека, постоянно имеющего дело с деньгами, мгновенно отсчитал две тысячи и запихнул в ящик письменного стола. Навалившись всей грудью на стол, аккуратным столбиком выписал на листе бумаги серии и номера облигаций и подал Таутану. Тот пробежал глазами цифры и вернул лист назад.

— Распишись!

— Что-о?!

Рыжий выкатил глаза и даже вскочил. Таутан и бровью не повел. Только чуть осклабился и подбородком показал на бумагу.

— Ты, почтенный, разве не расписываешься, когда что берешь?!

— Так это что — расписка? Что ж сразу не говорил?.. Бери тогда свой заем назад.

— Э, нет! Отступать, почтенный, не в моих правилах. Ты взял у меня две тысячи рублей? Взял! Вот она, взятка, в ящике лежит… Значит, не крути, не юли, а расписывайся, как положено.