Этим сильны и одновременно слабы истинные синьоры Икарии. Они обретают ни с чем не сравнимые возможности. Но если уповают только на Силу, которую невозможно призвать в один миг, нужны долгие мгновения, пока её давление накопится, словно в кране над отцовской ладонью. Если Силу призвал, её нужно выпустить. Гораздо сложнее, чем летать, поддерживать в себе некое её напряжение, достаточное, чтобы нанести или парировать удар.
И, конечно, уровень Силы разный у всех. Если тей не нуждается в её свойствах, не грезит небом либо занялся самыми важными делами, не оставляющими время на полёт, Сила растворяется. Не исчезает, не уходит. Но её невозможно собрать в кулак, выплеснуть в нужную сторону. Из покорного слуги она превратится в своевольную стихию, и лучше к ней не обращаться, не подвергать опасности себя и других.
В давние времена высшей доблестью считались лихие вылеты против вражеских кораблей. Благородные синьоры набирали бомбовый груз в половину своего веса словно вьючные лошади. С ним пикировали на вражеские мачты, в самую гущу ружейных пуль. Теперь от тейских бомбёжек отказались: потери не окупают результата. За крылатым дворянством осталась разведка. Реже – ночные рейды в тыл врага. Внутренняя Сила, помноженная на личное мужество, уже не решает исход битвы. Теперь успех большей частью зависит от орудийных и винтовочных стволов, а летящий издалека свинец вытеснил сталь клинка.
Но и разведка – удел храбрецов, особенно если после многочасового вылета требуется найти дымы и мачты корабля. Никому из синьоров не удалось пересечь океан на крыле либо дотянуть до берега, взлетев с палубы вдали от суши. Не вернулся на борт – погиб.
Но неужели риск остановит того, чья душа месяцами тосковала по небу? Рикас не пробовал забраться на полубак или шкафут, не говоря о марсовой площадке. Он прыгнул прямо с борта, скользнул у самых волн, к завистливому восхищению граждан-братьев, никогда в жизни не покидавших поверхность земли и воды.
К управлению без крылышек на сапогах пришлось приноровиться, как и к непривычному крылу с чужого плеча. Восторг обретения свободы в третьем измерении начисто перекрыл любые неудобства…
Рикас и обнаружил цель, когда с отплытия минуло три недели. После доклада о находке до глубины души изумился, как по мановению ока изменилась обстановка на бриге. Никто не роптал на запрет вина и рома. Сосредоточенно проверялось и чистилось оружие. Туз, признаваемый за командира отнюдь не за карточные подвиги, а за удачливость в бою, терпеливо втолковал каждому его задачу. Ничего общего с настоящей армией, где обязанности каждого в батальоне или корабельном экипаже выписаны, сверены и заучены бойцами наизусть.
- Тебе, Тощий, не обязательно подставлять башку. Долю в добыче уже заработал. Останешься на бриге. Верно, братья?
Коллеги по промыслу согласились с Тузом, но без особой охоты. Конечно, разведка – большое дело, но слишком уж много новичку, не очень-то рисковавшему головой, они не отсыплют. Рикас не стремился к добыче, в то же время не хотел показать себя слабаком: в стае это чревато неприятностями.
- Шесть недель гнить на этом корыте и ни разу толком не размяться? Оставь на борту Мазилу.
Поношенного вида абордажник угрюмо засопел. Его промашка много лет назад стоила обидного прозвища и намертво приклеила репутацию неудачника.
- Решено. Идёшь. Но… - предводитель многозначительно замолк, намекая на обстоятельства, известные лишь ему и Рикасу. – Вперёд не суйся. Опыта нет. Обрежут тебе…
Что именно и до какой степени могут укоротить работорговцы, молодой тей не взялся бы повторить при дамах. Зато понятно – Туз не забыл, что жизнь новобранца стократ важнее в будущих маневрах с его отцом, чем один или два убитых врага. Вот только с отъезда из Винзора Рикас отвык от нянек. Тем более на роль няньки не подходит морской разбойник.
После обсуждения мест в абордажных расчётах пираты пребывали в возбуждении, даже без крепких напитков. Спустился вечер, все свободные от вахты сгрудились на палубе. Как-то сама собой возникла песня, её подхватили десятки лужёных глоток. Не попадая в ноты, зато очень душевно, они заголосили:
Нас родила тьма,
Мы бродим, как чума,
Близится час,
Слушай приказ…
(В. Лебедев-Кумач)
На острове пользовались успехом совсем другие песни, большей частью тоскливые – о трудной доле свободного охотника, кончина обычно рифмовалась с пучиной. Перед боем орали радостно, взвинчивая себя до крайности.
Ночью мало кто спал. Туз обнаружил одного из абордажников, приложившегося к фляге для бодрости. Беднягу принайтовали к грот-мачте. Участие в вылазке и в дележе трофея ему не светит, а если поймает шальную пулю – на то воля Создателя.