Южный Урал, № 12

Человек широк и щедр.

Он может спрятать, затаив глубоко в душе, горе, страдание, и в одиночку переживать его, таясь от людей.

Но радость человек не прячет никогда.

Радостью человек любит делиться с другими.

И Лаптеву тоже нужно разделить с кем-нибудь свою радость.

Если бы по пути ему попался хоть один знакомый человек, может быть, он бросился бы ему навстречу, пожал бы руку, рассказал о своей победе. Но как нарочно знакомые не попадались, а дома никого не было.

Нет, нечего дома делать с такой радостью!

И ноги сами несут его не домой, налево из ворот завода, а направо туда, где северное крыло управления завода, где библиотека.

Опять туда… К ней. Нет, не просить о встрече идет туда человек, а просто так…

Просто взглянуть на дорогое лицо.

Если на то пошло — сказать прямо и честно, что хоть она теперь и чужая, и другому навстречу расцветает в улыбке — пусть! — а все же Лаптеву она попрежнему бесконечно дорога!

Пусть знает.

Пусть понимает, что значит настоящая любовь настоящего человека.

…Как легко и скоро шагается, когда уверен, что поступок, который ты идешь совершить — правильный поступок…

Но не близок путь от ворот до библиотеки, а мысли быстрее ног, и в конце пути замедляются шаги, не столь они четки и уверены, как вначале.

Не тревожило его, как он зайдет, что скажет, как взглянет.

Не боялся он, что сробеет.

А вот она…

Что вызовет в душе Нади его приход?

Ведь она уже с другим…

И шаги все медленнее, все тише, все нерешительнее.

Но вот уже и дверь, и светлая ручка на ней, за которую нужно дернуть, чтобы войти.

И хоть еще не решено, нужно ли войти, — дверь открылась, и Лаптев вошел.

Надя сидела и глядела на черные рогульки телефона. Когда она увидела бледного, застывшего в дверях Лаптева, о котором только что думала, девушка настолько растерялась, что встала и попятилась.

Этого было достаточно.

Лаптев повернулся к двери, постоял секунду и вышел, потихоньку прикрыв дверь.

Когда Надя опомнилась от изумления, вызванного внезапным появлением и уходом Лаптева, первым ее движением было броситься к двери, вернуть его, объяснить причину своего испуга, своей растерянности.

Но Лаптев уже ушел, в библиотеку входил новый посетитель.

И Надя, скрепя сердце, занялась с этим посетителем, потом с другим, третьим.

Но весь день, пока она выдавала книги, советовала, улыбалась, перед ней стояло это бледное лицо, с лихорадочно блестевшими глазами.

Надя начинала понимать значение его взгляда, в ней все возмущалось тем, что он так неправильно ее понял, она негодовала на себя, что так растерялась и тем испугала его, оттолкнула.

Оставаясь одна, она не раз подходила к телефону, чтобы позвонить ему на работу, позвать его, но вспоминала взволнованный голос, недавно произнесший «болен», и подолгу застывала у телефона, бесцельно глядя в угол.

В глазах ее вставала пустая, мрачная комната, и там, на кровати, одинокий и страдающий лежит Лаптев и грустно думает о ней, — таком недобром друге, покинувшем его в трудную минуту.

И не жалость, другое, более сильное чувство заполнило сердце Нади.

Она уже не раздумывала над тем, любит она его или не любит, пара она или не пара ему, не думала о том, хорошо ли, плохо ли ей, девушке, первой придти к нему и все сказать.

Она понимала только, что ее место там, около него, что она не увидит больше в жизни ни счастья, ни покоя, если сейчас вот прямо не пойдет к нему и не скажет ему все о себе, о своей тоске, о своей любви.

И, не дожидаясь положенного часа, выбрав момент, когда зал опустел от посетителей, она закрыла библиотеку и смело направилась к дому, где жил Лаптев, в ту комнату, куда он раньше звал ее зайти хоть посмотреть и зайти куда она наотрез отказывалась.

Когда соседка по квартире открыла ей дверь, Надя быстро прошла мимо нее в комнату Лаптева.

Лаптев крепко спал.

Надя несколько секунд всматривалась в его черты, вдруг тоненько и совсем по-детски всхлипнула и, надломанно опустившись на стоящий у кровати стул, горько, навзрыд, расплакалась.

Были в этих слезах и досада за напрасно перенесенные волнения, и обида на него, не знавшего ничего о пережитых ею страданиях, и сожаление о чистенькой и уютной ее девичьей комнатке в призаводском поселке, комнатке, в которую она теперь уже больше не вернется и которую придется променять на вот это запыленное и чуть хмуроватое, как и ее обитатель, жилище.

И, с укоризной взглянув па его лицо, Надя решительно оглянулась, засучила рукава и хлопотливо принялась прибирать свою новую, теперь общую с Лаптевым, комнату.

Михаил Витальев СЕКРЕТАРЬ СЕЛЬСКОГО РАЙКОМА Очерк

Бурно надвигается на южноуральские степи весна. По утрам потрескивает ледок в лужицах, в полдень покрывается он тонким слоем мутноватой воды, но к вечеру снова берет морозец свое — одевает лужи тонкими слюдяными корочками.

Вот-вот прорвется на поля Увельки тепло, и тогда на них из края в край зазвучат разговоры и песни людей, басовитая скороговорка тракторов, весёлое поскрипывание сеялок. Запахнут сыроватые колки и прошлогодние травы бензином, дизельтопливом, маслами.