Южный узел

Поймёт не поймёт? Примет ли? Кругом бездна предрассудков. Но надобно было решать. И решаться. Ведь обещал Нессельроде подумать. А подумав, понял: есть два человека, которых он не станет обманывать. Государь, ибо доверяет. И жена, ибо доверилась. Если он скажет правду, его не смогут шантажировать. А там — будь что будет.

* * *

Чтобы получить искомую волю от страха, Егор Францевич на другой же день поехал с докладом. Его величество выглядел хмурым, осунувшимся, нервным и поминутно цеплялся к мелочам.

Канкрин приписал дурное расположение духа усталости. Стоило повременить с признаниями. Но вот беда: Нессельроде временить не будет.

— Вы укладываетесь в изначально заявленную сумму? — спросил государь, который мало что смыслил в расчётах. Но пытался. Правда, не всегда к месту.

— Безусловно, — кивнул министр. — Хотя долгая, нешустрая осада крепостей, например Варны и Браилова, ежедневно увеличивает расход…

— Каков же вывод? — насупился Никс.

Вот тут бы и ввернуть про Ротшильдов. Но душа не принимала.

— Увеличивать налоги опасно. Все волнения внутри страны начинаются во время затяжных войн.

— Если вы говорите о займе…

Егор Францевич решился.

— Ваше величество, долг обязывает меня сказать вам: мой дед, как оказалось, был раввином.

Государь непонимающе уставился на докладчика. При чём тут? И каким боком?

— В Риге. Мы ничего не знали, — продолжал министр.

«Это я всех загонял, — решил Никс. — У людей ум за разум заходит».

— Я внук раввина.

— А я алкоголика, — император не сдержал ворчливости в голосе. — Замечали, что мне не подают ничего крепче сельтерской? Дедушка постарался. Так к делу. Мы покроем дефицит при затяжной войне? Или вы убеждены в необходимости займов?

Канкрин собрался.

— Я убеждён в их крайней вредности в настоящий момент. Я расплачивался после 14-го года и знаю… Внешние займы питают экономику в дни мира. Но худо, если отдавать приходится солдатскими головами. Ваша прабабка Елизавета Петровна сильно подорвала бюджет, заключая субсидные конвенции. Так её втянули в Семилетнюю войну. А бабка Екатерина отказалась принять от Англии деньги и послать в Америку экспедиционный корпус во время войны с колониями. Её предусмотрительности мы обязаны Крымом.

Всё это государь знал и без него.

— Так вы убеждены, что играть стоит на свои? — улыбка тронула хмурое лицо Никса. — Я того же мнения.

Подъехав к собственному дому, Егор Францевич понял, что жестоко наказан за неповиновение. Навстречу простучала колёсами карета Нессельроде. Экипаж свернул в боковую улицу, но довольное лицо Карлика на фоне розовых атласных подушек Канкрин рассмотрел хорошо. Стало быть, враг побывал у него с визитом, и нетрудно догадаться зачем. На сей раз ему нужна была хозяйка, которой, в отличие от государя, муж пока ничего не решился сказать.

Достойная дама сидела в гостиной. Её круглое лицо, вечно горевшее нетерпением рассказать новость, застыло в гипсовую маску. Губы помертвели.

Было ещё утро. Дети спали. Мать вошла в их комнату и долго всматривалась в лица. Вдыхала влажный, горячий воздух закрытой спальни. Вот сейчас начнут вставать, смеяться, плескать друг на друга водой из умывальных тазиков. Выйдут к завтраку. Тогда нянька распахнёт окно… Катерина Захаровна глядела на свою кровь и не понимала, где тут чужая? Почему ей надо стыдиться? Её муж — честный человек. Не захотел отказаться от неё, сестры государственного преступника Никиты Муравьёва, когда шло следствие. А ведь были такие, кто отворачивался от своих жён из-за родни.

Она слышала, как по лестнице поднимается хозяин. Тяжело и неохотно. А когда он вошёл, не имела сил встать навстречу. Только подняла глаза и постучала рядом с собой по стулу. Егор Францевич сел. Впервые в жизни его болтливая половина не находила что сказать. Только взяла мужа за руку и выдавила, глядя в окно, где недавно проехала карета Нессельроде:

— Какой гадкий человек.

* * *

Можно ли найти в Зимнем спокойное место, чтобы сосредоточиться? Александр Христофорович давно бросил попытки. Ни сад под стеклянным куполом, ни анфилада парадных залов второго этажа, ни даже лестницы в жилых покоях не обеспечивали вожделенного одиночества. Везде сновала публика. А с тех пор, как он стал заметной персоной, на него пялились, в какую бы оконную нишу, в какой бы угол за полуоткрытой дверью он ни забился. Да и неприлично ему теперь прятаться по углам.

Однако подумать следовало. Все нити, за которые он тянул, чтобы понять, кто именно подал донос на Воронцова, сходились к Нессельроде. Тем не менее Бенкендорф пока не видел причины кроме неприязни к нему лично. За Чернышёвым, Александр Христофорович отмёл и другую подходящую кандидатуру — министра внутренних дел Арсения Закревского, хотя их отношения со времени учреждения высшего политического надзора были из рук вон. Создайте в государстве две полиции и попробуйте разделить их функции, что получится? Бардак.