Южный ветер

Бедняга сидел дома, в стоявшей на отшибе вилле, известной как "Консульство", и в голове его царил невероятный сумбур. Облокотившись на освещенный лампой письменный стол, он удрученно вглядывался в тьму за окном. Перед Консулом лежал предварительный набросок ежегодного доклада, предоставляемого им никарагуанскому Министру финансов, джентльмену, которого раз в год одолевало жгучее любопытство относительно состояния дел на Непенте, особенно по части судоходства, торгового оборота, заразных заболеваний и мер, предпринимаемых на острове для борьбы с бери-бери.

До сих пор написание доклада не доставляло мистеру Фредди Паркеру никаких хлопот. Между ним и его покровителем, синьором Помпонио-ди-Вергара-и-Пуярола, существовало взаимное понимание насчет того, что данная работа является ничем иным, как чистой воды формальностью. Вследствие этого мистер Паркер взял за обыкновение отвечать на всякий мудреный запрос родного правительства волшебным словом nil(55). Банковская система -nil. Экспорт мяса -- nil. Хлопковая промышленность -- nil. Сельское хозяйство -- nil. Шлюзовое судоходство -- nil. Торговля тиковым деревом -- nil. Добыча корунда -- nil. Рыбный промысел -- nil.

На синьора ди-Вергара можно было положиться -- в случае возникновения каких-либо жалоб по поводу недопустимой невразумительности и краткости Непентинского доклада он мог все уладить.

И вот только что пришли худые вести -- хуже некуда. Друга и покровителя мистера Паркера, в соответствии с принятым у никарагуанских политиков обычаем, заколола кинжалами пара убийц, нанятых соперником министра, прогоревшим торговцем, который, желая поправить свои пошатнувшиеся дела, решил, что из него может получится такой же Министр финансов, как и из любого другого, и который фактически уже узурпировал этот пост. Худшую новость трудно было бы и представить. Прогноз очень неблагоприятный. Ибо прозорливый мистер Паркер пришел к заключению, что соперник покойного дона Помпонио будет с подозрением взирать на всех, кого ценил Его Превосходительство -- к примеру, на него, мистер Паркера. И что тогда? Как бы добросовестно ни редактировал он, начиная с этого времени, свой доклад, положение его все равно будет шатким; его могут отозвать в любую минуту -- или передать принадлежащее ему место кому-то из представителей враждебной партии. Черт бы побрал эти республики! Занимаемый им пост, пост не более чем почетный, выдуманный лично для него обязательным, но ныне покойным доном Помпонио, могут вообще навсегда ликвидировать. Тоже хорошего мало. Мистер Фредди Паркер был уже староват, чтобы вновь начинать мотаться по свету. Он утратил качество, которое сам называл "куражом". Что же ему теперь делать?

Он подергал себя за бородку и разгневанно запыхтел вересковой трубкой, так что дым из нее повалил клубами. Он задумался о другом несчастье -- еще одном источнике беспокойства. Ежеквартальное отступное пособие, присылаемое ему из Англии некими дальними, но почтенными родственниками на тех условиях, что ноги мистера Паркера не будет на этой земле честных людей, -- это пособие не поступило. Задержалось уже на две недели. Что случилось? Они решили больше ему не платить? Время от времени от них поступали такие угрозы. Если так, на что же он будет жить? Это плевок в лицо, вот что это такое. Как раз сейчас ему позарез нужны эти пятнадцать фунтов стерлингов. Кто мог бы ссудить его пятнадцатью фунтами? Кит? Навряд ли. Кит скупердяй -- шотландец, десять против одного можно поставить. Коппен? Один раз мистер Паркер уже пытался перехватить у него деньжат с результатом, отбившим всякую охоту предпринимать новые попытки. Чрезвычайно черствый миллионер. Старый прохвост его без малого оскорбил. Возможно, кто-то проболтался насчет хранимого в Консульстве и используемого в качестве общественного документа клочка crepe de China. Как быстро все становится на Непенте известным! Да, но где ему, черт побери, взять денег?

Обе эти неприятности, сколь бы велики они сами по себе ни были, бледнели в сравнении с новой, ошеломляющей бедой.

В комнате, расположенной прямо над ним, лежало тело его мертвой хозяйки. Она испустила дух в прошлый полдень, причем конец был по всем вероятиям ускорен раскатившимся по ее будуару грохотом канонады; не грохотом как таковым, поскольку она была от природы женщиной скандальной и уютней всего чувствовала себя в обстановке домашних свар и дрязг со слугами, но грохотом в его общественном значении, грохотом, показавшим ее истомленному сознанию, что на рыночной площади происходит нечто неподобающее, и в то же время имеющее первостепенную важность -- нечто такое, о чем она в этой жизни, быть может, высказаться уже не успеет. Иными словами, весьма возможно, что смерть ее ускорило не столько физическое, сколько духовное потрясение, вызванное шумом, -- разочарование, горькое осознание того, ей уже не узнать подробностей нового, судя по всему интересного, скандала.