Ива-иволга

После присяги их проинформировали и проинструктировали: действительно, от ВДВ только форма, они избранные, элита из элит. Это не только честь, которую ещё заслужить надо, но и каторжный труд. А дальше начались запреты: ни говорить об этом, ни в письмах писать нельзя, упоминать фамилии сослуживцев тоже, о видах вооружения тем более. Рот зашить всем. Фотографироваться в спецобмундировании, а также на фоне спецтехники, запрещено. Письма от близких хранить не более двух дней, затем или сжигать, или назад отправлять обратным письмом.

Дорога из Чирчика прямая «за речку». Ташкентские это знали, как и знали родные Чимганские горы, так близко и бело поднимающиеся сразу за частью. Туда закинут, обратно все ли вернутся? Могучий вопрос.

Всем взводом от Пыха интуитивно отстранились, но на кроссах предусмотрительно засовывали в середину. Каждый считал своим долгом незаметно предупредить без слов, играя желваками – только попробуй! Он гнилой оказался, здоровый, а вата ватой, ещё и на стрельбах хуже всех себя показывал. Косой как Краморов, зато расплачивались всей ротой, то бег со щёбенкой, то под счёт отжимались до потери сознания, то «джампики» прыгали или гусиным шагом шаркали километр вприсядочку. А это и хорошо, мускулы качаются и качаются.

Когда в третий раз из-за него спины содрали, Саня не выдержал, навтыкал ему втихаря и пригрозил:

– Только вякни где-нибудь!

Отдать должное лейтенанту, он и Пыху спуску не давал. Загонит на турник, тот раз пять подтянется и висит бурдюком.

– Не можешь – научим, не хочешь – заставим! Упор лёжа при-инять!

В тот раз по Чимгану скакали в полном обмундировании, с камнями за спиной и сухпаем. Сначала марш-бросок на десять километров, потом в вертушку погрузили и в горы. Попрыгали метров с полутора на плато и вверх, как архары. Архаровцами и кликал взводный.

– Ну, что, архаровцы, сдохли? Курдюки подобрали и вперёд!

А какой, нафиг, вперёд? За спиной уже с десяток км по ущелью да по вертикальному склону, по нему только ползком и можно. И ползли под расплавленным солнцем как налипшие на занавеску мухи. Пекло за сорок, на зубах пыль скрипит, рот не закрывается, в носу жар печной. И пить, пить, пить…. Всё время пить охота, а уже нечего. Не жрали и не лезло, так сухой паёк назад и притащили. Тренировки дома с «грушей» теперь казались детскими танцами. А Пых вырубился и встать не мог. Кому тащить первыми? Конечно, Лёнчику и Сане, любимчики же. Усталость смертная, сами еле ноги передвигали, ремнями дохлого Пыха к себе прицепили и тянули в гору. Тут команда «Замаскироваться»! Попадали за валун, непослушными руками нагребали камней, выкладывали заградительное сооружение в целях ввести возможного наблюдателя в заблуждение и обезопасить себя, а Пых трупом лежит. Лёнчик пнул его, тот голову поднял, глазами хлопает.

– Чё уставился? Маскируйся или тут похороню.

Пых судорожно кивнул и торопливо начал камни собирать.

– Понимает иногда, – сказал Саня, измученно лёг на бок и подложил руку под голову. Так валялся бы и валялся целый год. Смотрел на пламенеющее закатное небо, слушал чвиканье редких птиц и ничего больше не надо, даже повыделываться перед Ленкой охота пропала.

Наблюдатель противника, замаскированный под комвзвода Ковалёва, вытащил из сладостных грёз и ботинком разнёс бруствер.