В этом плане Ленке повезло. Три письма с обратным адресом «Полевая почта, в/ч», трогательными надписями на конвертах «Шире шаг, почтальон. Лети с приветом, вернись с ответом», она хранила и перечитывала тысячу раз. Начало и конец как под копирку: «Здравствуй, Лена! С армейским приветом Саша (Лёня, Сергей). В первых строках моего письма…. Жду ответа как соловей лета. Саша (Лёня, Сергей)». В середине про жизнь в учебке: присяги, караулы, зубрёжка, окапывание, стрельбы. У Сани заканчивающейся пастой накарябано: «27 раз подтянулся, лучше всех, даже Круглый 25. Чмошника одного с ним откепали. Не думай, мы по очереди». У Лёньки каракулями без запятых: «Кормят на убой будут на шашлык резать. Чуть не забыл. Мурлу одному насовали. Бывают же гады. Сначала Саня. А эта (чиркушки по матерному слову на букву «С») тварь не понимает. Я добавил». Она читала, улыбалась и представляла, как пацаны навешивают с оттяжечкой бестолковому сослуживцу. Невероятно, но оба попали в воздушно-десантные войска, и не куда-нибудь, а в Чирчик, городок под Ташкентом. Радовались, дома, практически. Фотку прислали: стоят в обнимку, панамами прикрытые. Ухмыляются, одна нога согнута в колене, носком ботинка в землю упирается. Шалопаи! У Серого строчки ровные, буквы округлые с правильным наклоном: «Задал вопрос на политзанятиях. Вместо ответа получил два наряда вне очереди и чаще стал отжиматься. Всё равно не понимаю».
Больше писем не было. Ленка переживала, бегала на переговорный пункт звонить родителям, спрашивала про мальчишек, но ответ один и тот же – служат, что с ними сделается? После первой сессии приехала домой на каникулы, сходила ко всем. Тётя Люся, Санина мать, усадила пить чай, расспросила о студенческом житье-бытье, а потом со вздохом сказала:
– Под Джалалабадом оба. Сашка писать не любит, на пол странички нацарапает – всё хорошо. Жив-здоров, мама, не волнуйся. Ты же знаешь, Лена, ему верить…. Не служба, курорт. Три письма всего было, и у Нади столько же. Волнуемся, конечно.
В открытую про Афганистан ещё не говорили, но земля слухом полнится, из махалли трое ребят постарше эту школу прошли. Как не волноваться, когда всё шито-крыто? Ленка и сказала сначала тёть Люсе, а потом и осунувшейся тёть Наде:
– Не переживайте так. Вернётся, куда денется? Привет передайте.
У Серёги отец дверь открыл.
– Здрасьте, дядь Петь.
– Здравствуй.
– Спросить про Серёжу хотела.
– Чего спрашивать? Служит он, служит.
– А где?
– В Приморском крае.
– А-а…. Что-то не пишет.
– Когда ему писать? Это армия, – резко ответил дядь Петя и закрыл дверь. Успела заметить – за его спиной привидением маячила тётя Лариса.
Ленка на пацанов обиделась, могли бы и ей пол странички накатать. «Тоже мне, вояки! Ну и ладно, подумаешь. Вот придут, уж я их встречу, всех троих! Упрашивать ещё будут! Не плачь, девчонка? А я и не плачу».
Первым вернулся Лёнчик. В августе. Она снова приехала на каникулы и скоро уезжать, а он и вернулся. Точнее, его вернули. Длинная запаянная капсула, а внутри Лёнчик. Сверху распластанная тётя Надя. Ладони слепо шарят по серому металлу, чёрной косынкой лоб обрисован. Зарёванная Маринка, приклеенная к материному плечу, и отец напротив. Старый-престарый, в одну ночь бороздами перепахано лицо, на коленях кулаки, а суставы белые. На них Ленка и смотрела остановившимся взглядом. И тихий вой на весь дом.
Тянется на кладбище махалля. Молчит, шаркает за грузовиком. Вдоль дороги люди выходят, стоят и тоже молчат. Общие беды.
Саня
Глава восьмая
В военкомате оба написали «Прошу направить меня для прохождения службы в ВДВ». Здоровье показали отменное: ни кривой носовой перегородки, ни скрытой «свинки», зрение орлиное. Выросшие на улице, с малолетства бегали, прыгали, плавали, дрались как дышали и получили высшую категорию А1, заведомо элитные войска: ВДВ, морская пехота. На сборном пункте пока ждали, ещё помахаться успели от нечего делать. Рядом старший лейтенант остановился, сигарету мнёт, лицо загорелое, подбородок с ямочкой, рот змейкой изогнут, глаза некрупные, но тёмные и какие-то шалые. Из-под фуражки кудрями коричневый чуб выпадает. Женщины таких любят, термоядерная смесь мужественности, самоуверенности и смазливости. Саня с Лёнчиком прекратили выпендриваться. Старлей прилепил сигарету в уголок рта, зажигалкой чиркнул и затянулся глубоко, со вкусом. Пыхнул в их сторону клубом дыма и сказал:
– Чего остановились, каратисты? Продолжайте.
– Цирк, что ли? – ухмыльнулся Саня, а Лёнчик добавил: – Не нанимались.
– Фамилия?
– Мальчиш Кибальчиш я, – задорно ответил Лёнчик, мозгов-то не было. Почему-то казалось, если присяги ещё не приняли, то как со школьным военруком разговаривать можно.