Ива-иволга

– Лен, – позвал Серый, она обернулась. Он стоял на валуне, расставив ноги, загорелый, тёмно-русые волосы потемнели от воды, зелёные плавки-шортики в облипочку по моде. Лёнчик и Саня рядом, только внизу. Такие же смуглые, одни мышцы и сухожилия. Все трое подсвечены июльским солнцем на фоне бледно-голубого неба.

– Ну, чего? Пошли, есть охота.

– А ты нас ждать будешь? – шутливо сказал Серый, вроде смутился, но глаз не отвёл.

Ленка опешила от неожиданности. В груди заныло сладостно и нестерпимо. Вихрь мыслей пронёсся за секунды – она же не их девушка. И вообще ничья не девушка. А теперь, выходит, троим девушка? А как это? Что делать-то? И целоваться со всеми? Может, не зря она сегодня про мужей думала? Вот, дурочка, не бывает такого, – засмеялась на такую глупость и вслух кокетливо спросила:

– Всех троих?

– Через одного, – буркнул Саня, нагнулся, подхватил следующий булыжник и с разворота швырнул в воду.

Ленка отвернулась и пошла к дереву, переполненная блаженством. За спиной, сквозь зубовный скрежет, слышалось бурчание.

– Дур-рак, ты Серый! – Саня, звонкий шлепок по голому телу.

– Да чё, я только спросил, – Серый, ответный удар.

– Какого фига? Обещали же, – Лёнчик, негромкий стук булыжника и через секунду плеск воды. – Удод!

– Да, хорош, пацаны!

Шлепки, гиканье, возня, хруст камней под ногами и через минуту кучей малой завалились на старенькое покрывало.

Такое оно, счастье – валяться под завесой ивы и поедать выполосканные в реке персики вприкуску с лепёшкой. Вяло перебрасываться словами, грызть яблоки, по очереди травинками щекотать гладкую девичью кожу то с одной, то с другой стороны. Видеть, как Ленка отмахивается, потирает места прикосновения, а потом до неё доходит, что это проделки мальчишек, а не мошкары.

– Ну-у? Что делаете? – верещит недовольно и щиплет каждого быстрыми болючими щипками.

Хохот, всеобщая дружеская потасовка и опять покой, растянувшись на спине. Сквозь повисшие ветви проглядывает удивлённое солнце – сорок в тени, чего тут развалились? Не замечали. Счастье вне всего – вне жары, вне времени, вне условностей. Одно на всех.

Совсем рядом на соседних деревьях завелась кукушка, гулко и протяжно. Ку-ку, ку-ку, да не угомонится никак, старается.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить? – спросил Лёнчик, птица тут же умолкла. Все засмеялись, Саня обрадовал: – Конец тебе пришёл. Отец башку оторвёт.

– За что?

– Время седьмой час, Маринку кормил?

– Ловить её должен? Сама поест.

– Вот за это и оторвёт, батю не знаешь? – добавил Серый. – Кранты тебе, Круглый. Погнали.

– Не, подождём. Кукушка, ты где?

Та словно одумалась и принялась куковать торопливо, навёрстывая время.

– Во, поняли? – удовлетворённо сказал Лёнчик.

– А мне, кукушка, – сказал Саня.

– А мне.

– А мне.

Запросили все, отсчитывали, уже за семьдесят перевалило, а птаху как заклинило. Засмеялись. Свернулись быстро, Ленка натянула платье, восемьдесят один, восемьдесят два. Вдруг над головой взвилась трель мастерская, снизу вверх понеслась затейливо «фьюти-фьюрли-ти-фью». С ювелирной точностью попадая в самые высокие ноты, заглушила кукушку. Та обиженно замолчала. Ни с кем не спутаешь иволгу, повсеместно живёт она в Узбекистане, только увидеть редко кому удаётся. А эта прям над ними концерт устроила, сидит на ветке маленькая, жёлтенькая с чёрными крылышками, и выводит старательно.

– Ох ты! – от восторга Ленка захлопала беззвучно, едва соприкасаясь ладонями. Лёнчик посмотрел на неё так странно, что она смутилась, и сказал: – Классно, да? Ива-иволга. Со мной поедешь.

Оседлали велики и назад. Ленка крепко держалась за Лёнчика и смотрела то на Серого, то на Саню. Оба выпендривались, делали «козла», она улыбалась и сама себе мысленно говорила вычитанное из книжки выражение «девушка кокетливо улыбнулась». Верила, так и делает.

Глава четвёртая

Для выросших в Узбекистане отдельной жизненной канвой проходит сбор хлопка. Даже лозунг такой был – все на сбор «белого золота». Взрослые в обязательном порядке по выходным, студенты на два-три месяца к чёрту на кулички со своими раскладушками, матрацами и одеялами. Ручной сбор следовал за машинным. Тяжёлый, рабский труд, который возлагался и на детей. Начиная с седьмого класса школьников ежедневно вывозили на хлопок. С середины сентября и до конца ноября для старшеклассников приостанавливались занятия. С утра к школе подъезжали смердящие бензиновой гарью «ЛИАЗы», битком набивались и выдвигались в какой-нибудь богом забытый колхоз.

Ленке везло больше всех, её пацаны по головам лезли в автобус занять место, и она сидела почти всегда, что очень значимо. Время в пути порой больше часа, а попробуй висеть на одной руке, стиснутая со всех сторон такими же малолетними тружениками хлопкового фронта.