- Добро! - заговорил первый. - Эй, Иванка, вот тебя и поймали! Довольно ты бегал по земле. Ныне пришёл тебе конец! Ждёт тебя Ярослав Владимиркович Галицкий. Ждёт не дождётся милого братца… А как встретит - не нарадуется! Скоро уж повидаетесь.
Иван похолодел. Если за ним приехали из Галича, добра не жди. Вряд ли братец Ярослав питает к нему любовь - вместе с отцом тогда чуть не лишил его Берладник Галицкого стола. До чего живуча злоба людская! Ведь сколько воды утекло, а обида всё помнится.
- Кто там с тобой? - окликнул он. - Не Степанко?
- Не твоё дело, - ответил первый голос. - Твоё дело - молиться да к смерти готовиться! На днях едем!
Шаги затихли в стороне от клети, сменившись конским топотом. Иван в бессильной злобе и отчаянии рванулся, как дикий зверь, схватился руками за ошейник. Умирать не хотелось. Но и живым в руки Ярослава попасть тоже не радовало.
Однако прошёл день, за ним другой и третий, а крышу клети ещё не взламывали. Не ведая, что задержало его врагов, Иван маялся в тревоге.
А было дело так.
Степан действительно был подле поруба с Иваном и с первого взгляда узнал своего князя, хотя в грязном, заросшем бородой, осунувшемся человеке не вдруг можно было признать отчаянного предводителя берладников. Но милость князя, поместья и молодая жена с малым дитём перетянули преданность прежнему господину. И лишь позже, когда Константин Серославич отпустил его, сломя голову прискакал Степан в Иринин монастырь и долго каялся в грехе клятвопреступления.
Игумен Анания, принимавший исповедь боярина, сперва в душе возрадовался - дескать, получил сполна за свои грехи и крамольные мысли Берладник. Но после устыдился сих помыслов, сам долго молился, прося Господа вразумить его - и простил Ивана Ростиславича. Был Берладник тогда молод, весел, бесшабашен. А ныне жизнь потрепала и казнит его предательство сильных мира сего. Игумен Анания решил заступиться за узника, воззвав к разуму Юрия Владимирича. А внемлет ли князь служителю Божью - того неведомо. Но хоть совесть будет чиста.
Так и случилось, что на другой день, когда Иван с трепетом ждал, когда за ним придут, и вздрагивал от каждого шага, возок игумена остановился у княжьего крыльца.
Подобно отцу своему, Мономаху, Юрий любил одаривать монастыри. На севере строил храмы, отписывал дикие неухоженные земли монастырской братии, да и жена его, гречанка, тоже, едва поселившись на севере Руси, рьяно взялась за богоугодные дела. Потому игумена встретили с почётом и проводили к князю.
Тот вошёл сразу от боярского совета, мрачный, насупленный, ибо иные из бояр ни с того ни с сего стали с ним спорить. Одного-двух Долгорукий ещё мог бы приструнить, но за этими стояла добрая половина Киева. Сам тысяцкий Шварн встал против него. А за ним сила! Есть в числе его приятелей те, что стоят за Ростислава Смоленского, есть те, кто добрым словом вспоминает Всеволода Ольжича, а есть и вовсе крамольники - они звали на стол Изяслава Мстиславича и в любой час готовы поклониться его сыну Мстиславу. Чуть даст он слабину иль чересчур сильно прижмёт строптивцев - и призовут они другого князя. Также было с его братом Вячеславом Владимиричем.
- Прости, отче, что заставил ждать! - коротко бросил Юрий, входя в палату. - Но советники мои зело упрямы. Будто и не слуги они мне, а лютые вороги!
- У дурного хозяина всегда псы злые, - молвил Анания.
- Ты это про что, отче? - насторожился Юрий. - Аль меня хулишь?
- Хулить князя - не моё дело. Мы - слуги Божьи. Наше дело - обо всей Руси молиться, а мирские дела между мирянами пускай решаются, - смиренно ответил Анания. - Однако же приставлены мы быть пастырями душ человеческих, дабы оберегать их от соблазнов и пороков. Слово Божье пороки врачует, как лекарь врачует раны телесные.
- Мнишь, нездоров я? - угадал Юрий.
- Неведомо мне, что у тебя на сердце, - снова уклонился от ответа игумен. - А только по делам и награды бывают. Сказать ли тебе притчу?
- Не надо, - отмахнулся Юрий. - Прежде наслушался. Ежели имеешь что против меня - скажи. Ты Божий человек, про твою святость молва идёт. Так говори без страха.
Анания улыбнулся - падок был старый игумен на лесть.
- Не диво мне, что бояре, кои должны быть верными слугами твоими, от тебя отворотиться готовы, - заговорил он. - Тяжко быть верным, когда ведаешь наверняка, что за верность тебе не награды, а лютая смерть дожидается.
- Я, если и казнил кого, так не в Киеве.
- Но из Киева верного слугу твоего отдаёшь врагам на растерзание!
- О ком ты?
- Служил тебе Иван Ростиславов сын, прозываемый Берладником?
- Служил, - кивнул Юрий, начиная понимать, куда клонит игумен.