Иван Болотников

– И до чего ж разумное войско у тебя, господи! Спрыгнул с бочонка и ступил к Болотникову.

– Горилки треба, батько. Иначе не выбить черта. Дозволь из погребка бочонок выкатить. Дозволь на христово дело.

– Так в погребе же последний.

– Ведаю, батько. Но ужель казаку с чертом ходить? Секира пал на колени, сотворил скорбную рожу.

– Избавь от нечистого, батько!

Болотников рассмеялся, обратился к кругу:

– Мучается казак, донцы. Избавить ли его от сатаны?

– Избавить, батько! – рявкнуло воинство.

– Кати бочку, Секира! – махнул рукой атаман.

До перетемок гуляли казаки: плясали, боролись, горланили песни… А по мглистой степи разъезжали сторожевые дозоры, оберегая станицы от басурманских набегов.

Глава 3 РАЗДОРЫ

Пленный татарин так ничего толмачу и не поведал. Не испугала его и сабля Емохи, когда тот захотел отрубить ордынцу голову. Закричал, забрызгал слюной.

– Что он лопочет? – спросил Болотников.

– Лается, атаман. Называет нас презренными шакалами и шелудивыми собаками, – пояснил толмач.

– Дерзок ордынец.

Емоха вновь подступил к татарину с саблей.

– Не пора ли к аллаху отправить, батько?

– Аллах подождет, Емоха, – остановил его Болотников. – Нам татарский умысел надобен. Неспроста юртджи в Поле лезли.

– А может, на огне его поджарить?

– Этот и на огне не заговорит.

Болотников прошелся по куреню. Упрям ордынец! Свиреп, отважен, и погибель ему не страшна.

– Уведи его пока, Емоха, и покличь мне старшину.

Вскоре в курень явилась старшина – пятеро выборных

от круга. Среди них был и Гаруня.

– Нужен совет, донцы, – приступил к делу Болотников. – Ордынец уперся. Ничего не скажет он и под пыткой. Как быть?

Казаки не спешили: атаман ждет от них разумного совета.

Первым заговорил домовитый станичник Степан Нетя-га, пожилой казак лет пятидесяти.

– Дозоры молчат, атаман. Татар в степи нет. Мыслю, пока нам нечего опасаться… А поганого посади в яму, и не давай ему ни воды, ни пищи. Не пройдет и двух дней, как он все выложит.

Выборные согласно закивали головами, один лишь Гаруня окаменело застыл на лавке.

– А ты что молвишь? – обратился к нему Болотников.

– Нельзя мешкать, хлопцы. Лазутчики зря к заставам не полезут. Надо, чтобы поганый заговорил немедля.

– Но татарин и под пыткой ничего не выдаст, – пожал плечами Нетяга.

– Выдаст… Выдаст за деньги. Надо отдать поганому часть нашего дувана ¹⁸⁰. Не было еще татарина, чтобы на золото не позарился, – проговорил Болотников.

– Дуван… поганому?! – вскинулись выборные.

– Не дело гутаришь, атаман. Дуван мы большой кровью добывали. Сколь добрых казаков за него положили. И теперь выкинуть басурману? – осуждающе высказал Нетяга.

– Не дело? – посуровел Болотников. – А дело будет, коли Орда на Русь хлынет. Ежели мы разгадаем помыслы татар, то успеем упредить все засечные крепости. И тогда спешно соберется рать. Соберется и достойно встретит поганых в Поле. Ни один ордынец не погуляет по Руси. Так неужель своих полтин пожалеем?

– Добро гутаришь, атаман, – молвил Гаруня. – На что казаку злато? Был бы конь, степь да трубка. Нехай берет злато татарин. Он его повсюду рыщет, он за него и башку потеряет. Нехай!

– Знатно молвил, Гаруня. Знатно.

– Так ли, донцы?

– Так, атаман, – согласилась старшйна.

Однако Болотников заметил, что Нетяга кивнул неохотно: жаден был казак на деньги.

Подняли из подполья окованный медью сундук, отомкнули замок, откинули крышку. Резанули глаза самоцветы, золотые кубки и чаши, серьги, перстни и кольца, подвески и ожерелья.

– Добрая казна, – крякнул Емоха.

Степан Нетяга молча ткнулся на колени и запустил руки в дорогие каменья; пальцы его слегка дрожали.

– Богат, богат сундук, станишники.

– Тьфу! – равнодушно сплюнул Гаруня, едко дымя люлькой. – Бабам на побрякушки.

Болотников отсыпал в карман три горсти золотых монет и горсть самоцветов.

– Поди, хватит поганому?

– А не лишку? – насупился Нетяга.

– В самый раз. Ордынец на малое не польстится. Спускайте сундук, други.

Болотников приказал привести толмача и татарина. Когда тот появился в курене, Иван высыпал на стол золото и каменья.

– Вот твоя добыча, поганый.

Глаза татарина алчно загорелись. Такой добычи он не мог бы взять даже в самом удачном набеге: не так уж и много оставалось в чувале после хана, темников ¹⁸¹и сотников. А на эти самоцветы и деньги он заведет себе табун лошадей и стадо баранов. У него будут новые юрты и много юных красивых жен.

Ордынец метнулся к столу и начал было сгребать добычу в карман, но на его ладонь опустилась тяжелая рука Болотникова.

– Не торопись, поганый. Вначале об Орде поведай. Что замыслила она противу Руси?

– Я все скажу, иноверец. Через десять дней всемогущий хан Казы-Гирей сотрет с лица земли все ваши порубежные города и пойдет к Москве. Он сожжет вашу столицу и положит к своим ногам Русь.

– Замолчи, собака! – подскочил к татарину Емоха, выхватив из ножен саблю. Но Болотников остановил его движением руки.

– Не ярись. Сядь! – сохраняя спокойствие на лице, произнес он.

Емоха опустился на лавку, а Болотников встал подле татарина.

– Много ли у Казы-Гирея туменов?

– Много, урус. Пятнадцать темников съехались в Бахчисарай.