Иван Болотников

Возле часовни Боголюбской божьей матери позевывали, крестя рот, воротные сторожа с рогатинами.

– Поднимите решетку, ребята, – попросил караульных Якушка.

– Подорожну кажи, человече, – нехотя и сонно проворчал один из сторожей.

– Протри глаза, борода. Из Китая едем, а не в город ломимся. Какая тебе еще грамота понадобилась?

– Десятником не велено из Китая пропущать. У нас Демид Одинец на службе строг.

– Одинец, сказываешь? Вот дьявол! Привык с проезжих деньгу вымогать, – осерчал Якушка и, подъехав к сторожке, застучал кулаком, – Эгей, Демидка! Вылазь на свет божий!

Вскоре из караульной избы вышел заспанный десятник в лазоревом кафтане и шапке с малиновым верхом. Потянулся, звякнул бердышом по стене.

«Эге, старый знакомый. Тот самый стрельче, что торговый обоз из Ярославля не пропускал», – признал служивого Иванка.

– Худо государеву службу справляешь, Одинец. Сам спать завалился, а дружков у ворот томишь, – произнес Якушка.

Десятник поднял на всадника глаза, усмехнулся.

– А это ты, Якушка… Пропустите его, ребятушки. Приятель мой.

Когда ратники проехали через ворота, Одинец зевнул, забормотал:

– Не спится людям. Экую рань поднялись… А чернявого пария я, кажись, где-то встречал.

Силился вспомнить, по махнул рукой и снова побрел в сторожку.

Миновав выжженный Белый город и Яузские ворота, Якушка повел свой отряд вдоль каменной стены, а вскоре свернул к Воронцову полю.

Мужики слезли с копей. Иванка окинул взглядом обширное зеленое угодье. Вокруг – дикое разнотравье: мятлик, столбунец, лисохвост… Самая пора с косой пройтись. Сказал Якушке:

– Жаль угодье мять. Знатные травы выросли.

– Верно, парень. В прошлое лето здесь большие стога государевы конюхи ставили. Нонче боярин Годунов не велел трогать травы.

– Отчего так, милок? – спросил Афоня Шмоток.

– В степях басурмаиы умело бьются. Там в иных местах травы в добрую сажень. А мы привыкли в чистом поле на брань выходить. Вот и указал Борис Федорович посошных людей к ратным поединкам на лугах готовить. О том мне князь Андрей Андреевич поведал, – пояснил Якушка.

– Поесть бы не мешало. В животе урчит, – невесело протянул Тимоха Шалый.

– После еды ко сну клонит. На голодное брюхо спорее ратное дело постигнете. А ну, становись в ряд! – весело прокричал Якушка.

И началось ученье!

Вначале Якушка разбил мужиков на десятки, потом проверил их умение держаться на полном скаку в седлах. Сердито кричал, сверкая белыми зубами. Особенно доставалось Афоне.

– Чего сидишь, как истукан? Эдак тебя мигом копьем собьют. Припадай к коню!

– Уж больно княжий конь шальной, милок, – подпрыгивая в седле, отзывался Шмоток, уже трижды побывавший на земле.

– Ух, тоже мне ратник! – грозил кулаком Якушка.

Часа через три он повел свой отряд обратно в Китай-

город. Мужики взмокли, устали с непривычки. Ворчали на Якушку:

– Замаял, парень. На загоне так не доставалось. За сохой ходить куды легче. Нешто мы скоморохи какие? И с коня на бегу прыгай, и стрелу на ходу кидай, и кулачный бой с вывертами кажи…

– После обеда еще тяжелей будет, братцы. По щиту с мечом дам. Вот тогда повоюем с ворогом, – посмеиваясь, молвил Якушка.

Иванке понравился этот парень. Веселый, ловкий и душа в нем, видно, добрая. Болотников большой устали в теле не чувствовал. Ратное учение пришлось ему по нраву. Не хотелось даже уезжать с Воронцова поля. Не зря и Якушка это подметил.

Явившись на княжий двор, челядинец привел ратных людей в поварню. Весело крикнул:

– Снеди для моих ребят не жалеть! Князь Андрей Андреевич указал кормить вволю. Татар воевать нелегко. А эти вон как отощали…

Глава 5 ДВОРЯНЕ

Всю ночь до ранней обедни лил на Москве дождь. Повсюду на узких кривых улицах и переулках мутные лужи.

В Введенском переулке Китай-города возле Гостиного двора из царева кабака доносятся пьяные выкрики и разудалые песни.

Прохожий мужичонка в заплатанном армяке, любопытствуя, шмыгнул в сруб. Однако не прошло и минуты, как дотошный селянин был выкинут из кабака могутным бородатым человеком в мухояровом ⁷⁸зеленом кафтане.

Поднявшись из лужи, мужичонка глуповато ухмыльнулся, озадаченно развел руками и побрел своей дорогой.

Москвитяне, проходя мимо кабака, хмуро роняли:

– Дворянство гуляет…

– Поболе десяти тысяч, бают, съехалось.

– И без tojto жрать нечего. Купцы на хлеб вдвое деньгу подняли.

– Подохнем с голодухи, братцы. Купцам приезжие господа на руку: на хлебушек и мясо спрос небывалый – вот и ломят цены, толстобрюхие. А нам на погост да и только.

Шумно в государевом кабаке от дворян захмелевших. В переднем углу возле стойки сидели трое молодых рязанцев – Истома Пашков, Прокофий Ляпунов и Григорий Сумбулов да подмосковный дворянин Митрий Капуста.

Митрий Флегонтыч, только что выкинувший на улицу любопытного мужичонку, возмущенно рассказывал, расплескивая вино из оловянного кубка:

– Захирело мое поместье, государи мои. Сманил крестьян в свою вотчину князь Андрей Телятевский. Вот тебе и соседушка!