Читаем Иван Болотников Кн.2 полностью

Пятидесятник двинул кулаком Афоню по лицу и вложил в ножны саблю.

— Айда к Смолянинову.

Но Кузьмы Андреевича все еще не было: не вернулся от воеводы Трубецкого. Пятидесятник, свирепо зыркая на Афоню, сказал Ереме:

— Недосуг ждать, в караул пора. Стереги оного пса накрепко, вечор приду.

Силантий, еще раз огрев Шмотка кулаком, отбыл к сторожевой заставе. Афоня, утирая рукавом разбитые губы, молвил:

— Бес попутал служилого. Да ить мне и мухи не убить. А тут на-ка… Не верь ему, Еремушка, не за того меня стрельче принял.

— Верь не верь, но сыск тебе будет. Так что крепись, мужичок… Куды ж мне тебя девать?

Ерема кислым взглядом окинул тщедушную фигуру Шмотка.

— Хлипок ты. Где уж те под кнутом стоять. Кат у нас дюж, подковы гнет. Стеганет разок — и ко господу.

Пушкарь задумчиво постоял столбом, а затем потянул Афоню к зелейному погребу.

— В яме покуда посидишь. Там бочки да кади с зельем. Да, мотри, в кадь не заберись. Увезут замест пороха к наряду.

Подошли к погребу; подле стояли четверо стрельцов с бердышами. Ерема кивнул на Афоню.

— Темниц у нас нет, так пусть здесь посидит.

— Аль провинился в чем? — спросили стрельцы.

— А бог его ведает. Голова прибудет — расспросит.

Служилые подтолкнули Афоню к ступеням, хохотнули:

— Лезь вниз, лапотник, поохладись.

Зелейный погреб был довольно высок и просторен. Шмоток присел на нижнюю ступеньку, осмотрелся. Видны лишь первые ряды бочек, остальные потонули в темноте. Вдоль бочек, кадей и ядер — широкий проход; по бокам — дощатые настилы и сходни.

Афоня тяжело вздохнул. Живым теперь не выбраться, сказнят царевы люди неразумную головушку. Сам виноват: заболтался лишку. Надо было деготь у обоза свалить — и вспять. Нет, по наряду побрел, Ерему искать. А пошто? И без того все выглядел. И откуда этот пятидесятник свалился? В Луганях его не было. Там каждого стрельца в рожу знали. Ни один не ушел, всех порешили. Было два десятка и на погост сволокли два десятка. Откуда же? Диву дивился.

А было так.

Пятидесятник Силантий наведался в Лугани поздней ночью. Прибыл с грамоткой от князя Михайлы Нагого. Сказал брату:

— Повелел воевода стрельцов в свою рать отозвать. То по цареву указу. Так что поутру в поход снаряжайся.

— А как же село? — спросил Терентий. — Мужики тут своевольные. Того гляди за топоры возьмутся.

— Ныне, братец, всюду гиль. Цареву же войску подкрепленье надобно.

Судачили, тянули вино да бражку, а в полночь за избой шум заслышали.

— Знать, чего-то стряслось, — поднялся из-за стола Терентий и вышел во двор.

Силантий глянул в оконце. Огни факелов, крики.

— Попался, Тереха! Бей его, мужики!

«Бунт! — всполошился Силантий. Стало страшно: на дворе было людно. Попробуй сунься! Но и в избе торчать не резон: вот-вот мужики нагрянут.

Шагнул в сени, из них поднялся на чердак. Спотыкаясь о кади, кузова и рухлядь, пролез к чердачному оконцу.

Пламя факелов вырывало из тьмы бородатые мужичьи лица. Больше всех гомонил низенький, юркий мужичонка с куцей бородкой. Кричал, наседая с рогатиной на Терентия.

— То самый изверг, крещеные! Пуще всех батогами потчевал. Егоршу насмерть засек. Бей душегуба!

Мужики приперли Терентия рогатинами к амбару. Один из страдников выхватил саблю.

— Получай, дьявол!

Мужики, расправившись со стрельцом, покинули двор. Силантий же тихонько спустился вниз и огородами, мимо бань, прокрался к лесу…

Афоня ужом скользил по темному проходу; тихонько выстукивал кади и бочки.

«Полнехонька… И эта полнехонька».

Одна из бочек оказалась полупустой, крышка сдвинута. Шмоток запустил руку. Ямчуга. Опрокинул бочку в проход.

«Поди не приметят. В зелейник с огнем не ходят», — подумал Афоня и сторожко покатил бочку к выходу. Затем принес крышку; в крышку вбита малая железная скоба.

Прислушался. Наверху скучно, лениво переговаривались стрельцы! Жарынь! Смены ждут не дождутся.

Вскоре послышался скрип колес.

«Возницы едут… Ну, осподи, благослови!»

Афоня перекрестился и сиганул в бочку; прикрылся крышкой, ухватился обеими руками за скобу.

Обозные люди спустились вниз, кинули на ступеньки настилы.

— И когда экое мытарство кончится, — проворчал один из возниц.

— Э-ва, милок. Война токмо зачалась, ишо и не так пригорбит, — молвил другой.

«Епишка! — признал Афоня. — Перву бочку покатили, потом и за мою примутся. Помоги, смилостивись, мать-Богородица! Избавь от темницы вражьей!»

Мужики ступили к бочке, покатили. Шмоток что есть сил ухватился за скобу.

— Эта полегче, — произнес незнакомый возница.

Бочку по настилу закатили на подводу. Возницы вновь сошли в погреб.

Загрузив подводу, Епишка взгромоздился на переднюю бочку, хлестнул кобылу вожжами.

— Тяни, милушка. Ну-у, пошла!

Кобыла натужно всхрапнула и потянула за собой телегу.

«Мать-Богородица, теперь лишь бы с угора свалиться да стрелецкую заставу миновать. Помоги, осподи!» — продолжал горячо молиться Афоня.

В бочке темно и душно; Шмоток взопрел, дышал тяжело и часто.

«Эдак долго не протяну… Лошадка бегом пошла. Знать, с угора потряслась, слава те осподи… Съехала… Голова раскалывается. Задыхаюсь, осподи. Мочи нет!»

Надавил на скобу. Крышка ни с места.

«Заклинило, царица небесна! Пропаду, сгину!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Судьбы России

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Волхв
Волхв

XI век н. э. Тмутараканское княжество, этот южный форпост Руси посреди Дикого поля, со всех сторон окружено врагами – на него точат зубы и хищные хазары, и печенеги, и касоги, и варяги, и могущественная Византийская империя. Но опаснее всего внутренние распри между первыми христианами и язычниками, сохранившими верность отчей вере.И хотя после кровавого Крещения волхвы объявлены на Руси вне закона, посланцы Светлых Богов спешат на помощь князю Мстиславу Храброму, чтобы открыть ему главную тайну Велесова храма и найти дарующий Силу священный МЕЧ РУСА, обладатель которого одолеет любых врагов. Но путь к сокровенному святилищу сторожат хазарские засады и наемные убийцы, черная царьградская магия и несметные степные полчища…

Вячеслав Александрович Перевощиков

Историческое фэнтези / Историческая литература / Историческая проза