Иван Болотников Кн.2

— Не сгиб, царевич, — отвечал Аничкин. — Ордынцы Ивана Исаевича в полон взяли, опосля ж в Кафе туркам продали. Османцы на галеру к веслу приковали…

Выслушав Матвея Аничкина, Илейка долго молчал, раздумывая над необычной судьбой Болотникова.

— Да-а, — протянул наконец. — Хлебнул лиха казак, через край хлебнул. Редкий человек сии невзгоды выдюжит… И где ж ныне Иван Исаевич?

— Пошел на выручку Кром, царевич. Народ там от Василия Шуйского отложился и целовал крест государю Дмитрию Иванычу.

— Доброе дело… А кого ж Васька Шубник на Кромы послал? И велику ли рать?

— Князя Михайлу Нагого. В рати дворяне, дети боярские да стрельцы. Тыщ эдак пятнадцать.

— Многонько же Шубник на Кромы послал. Городок-то, чу, невелик. Чего уж так напустился? Многонько… Хватит ли сил у Болотникова?

Матвей Аничкин оценивающе глянул на «царевича». Ради любопытства пытает или что-то для себя прикидывает?

— Кромы для Шуйского ныне самое опасное место. На Кромы все северские и польские города взирают. Вон какой бунташный огонь полыхнул! Побьют Шуйского под Кромами — вся Украина к Дмитрию Иванычу пристанет. Да и подмосковные уезды всколыхнутся. Вот и послал большую рать Василий Шуйский. Но супротив Болотникова Нагому не устоять. Побьет его Иван Исаевич. К Болотникову ныне все комарицкие мужики и холопы сошлись.

— И охотно пошли? — продолжал любопытствовать Илейка. — Мужик воевать не любит. Мудрено его от сохи оторвать.

— Вся комарицкая волость поднялась, царевич. Мужики на царя и бояр огневались. Ране-то они на черных землях[46] сидели, бар не ведали, одному лишь государю налоги и подати платили. А как на царство Борис Годунов сел, так и пропала мужичья волюшка. Годунов, почитай, всю землю мужиков-севрюков помещикам роздал. А те и навалились. Барщиной да оброками задавили. Да так захомутали, хоть помирай! Борис-то Годунов и сам маху не дал, лучшие земли себе оттяпал. Вот и взроптали мужики. Борис же на них — стрельцов. Кнут, дыба, плаха. А тут царь Дмитрий Иваныч объявился, обещал севрюков из ярма вызволить. Мужики все скопом от Бориса отшатнулись — и к Дмитрию. И жить бы им без затуги, но Василий Шуйский на царя ополчился. Поди, слышал, царевич, что на Москве содеялось?

— Как не слышать! Изменники бояре помышляли дядю моего извести. Ну, да бог милостив. Удалось бежать Дмитрию Иванычу… А дале что, казак?

— Севрюки не поверили брехне Шубника, что царя Дмитрия убили. И как токмо Красно Солнышко объявился, мужики за топоры взялись. Постоим-де за истинного государя, он нам землю и волю вернул! А тут и Болотников в Путивль пришел, пришел от самого Дмитрия Иваныча, с его царской грамотой. Большим воеводой государь Ивана Исаевича назначил. Болотников по всей Украине клич кинул, дабы народ брался за оружье и шел под стяги Дмитрия.

— С каких же земель и городов рать собралась? — не уставал задавать вопросы Илейка. Все ему вдруг захотелось Знать, обо всем дотошно изведать: о мужиках, о холопах, о казаках с Дикого Поля, о южных дворянах и детях боярских, приставших к царю Дмитрию Иванычу, о служилых людях «по прибору», перешедших к Болотникову… Особо взбудоражили Илейку, «листы» Ивана Исаевича.

— Удал Болотников! Древние порядки рушит. Тут ведь не просто господ поколотить, такое и допрежь случалось. Болотников под самый корень рубит. Боярство, приказы, суды неправедные — долой! В селах и деревнях — мир, в городах — вече. Избранники народные. Мужику — земля на веки вечные, холопу — воля… Ай да Иван Исаевич, ай да башка!

Глава 3 Сходились рати под Ельцом

Государь Василий Иванович ушам своим не поверил: мужичья рать разбила отборное царское войско!

— Да статочно ли оное?! — холодея от недобной вести, выдохнул он и весь съежился, сгорбился, убавился в росте. — Повтори!

— Войско Трубецкого и Нагого побито ворами. Восемь тыщ убито, две тыщи взяты в плен, остатки рати бежали к Орлу. Болотников идет на Москву, — тихо и скорбно произнес гонец. Знал, ждет его большая беда, цари за худые вести не жалуют. Покойный Иван Васильевич Грозный, случалось, и на плаху гонцов отправлял.

Царь поплелся в крестовую. Взирая на лики святых, смятенно восклицал:

— Господи, да что же это деется? За что наказуешь, трорец небесный? Неслыханны дела твои, господи!

В голове Василия Ивановича никак не укладывалось, чтоб мужичье, наспех собранное и кое-как вооруженное, смогло одолеть многотысячное царское войско, где и стрельцы, и дворянская конница, не раз бывавшие в сражениях, и Большой пушкарский наряд, способный сокрушить самого злого ворога. И вот на тебе! Смерды, холопишки, сиволапые людишки наголову разбили государеву рать. Да то слыхом не слыхано! Не бывало еще такого на Руси. Ни при каких царях и великих князьях смерды в бунташные рати не сбивались. Впервой такой громадой сошлись… Ужель мужик так силен, господи?!

Царя Василия обуял страх, да такой, какого он не изведал, пожалуй, за всю свою жизнь. Бывало, перед плахой стоял, и то не так было жутко. Тогда, на Красной площади, его захлестывала злость и гордыня, и не было даже мысли, что его страшит топор палача.