Иван Бровкин-внук

– Отец! – перебивает Катерина Петровна. – Загоняй Эльку домой. У нас гость, а девка романтИк разводит.

Михалыч вставая:

– Загонять не буду – приглашу. Не девка ж – взрослая женщина девятнадцати лет.

На улице Иван тянет руку к Элине, она отстраняется.

– Ты когда деньги начнешь зарабатывать? Ходишь, как… так и говорят – непутёвый и кутеляпый.

– Есть задумка. Эль…

– Не надо «Эль»! Сколько раз говорено!

– Ну, Лина.. Ты не колотись, всё наладиться как-нибудь. Ли-ина…

Подходит Мхалыч, прикуривает сигарету.

– Элька! Мать зовет.

Элина говорит Ивану: «я напишу» и уходит.

Иван недоволен.

– Опять. «Напишу». Опять переписка. Теперь-то в километре живем, че писать-то? Можно ж поговорить. Не люблю я эти сообщения. Лица не слышно. Да, Михалыч?

Михалыч достает из пачки несколько сигарет, подает Ивану (это у них традиционная схема), строго говорит:

– Ты зачем мне на задах калитку сломил?

– Кто?! Я?! Михалыч, не в жисть! Когда?

– Позавчера. Я вечером с работы пришел, а ты зачем-то смываться надумал.

– Сам не знаю. Эля, говорит, папа идет. Я и побёг. Наверное, по привычке.

– «По привычке»! – передразнивает Михалыч. – «Побёг». Взрослые люди, называется.

****

Иван приходит к себе. Его дом находится на краю поселка. Иван постоял возле крыльца, смотрел на поле до горизонта, немного слева была жиденькая лесополоса, правее – озерцо, еще покрытое льдом.

Поднялся на крыльцо, через сени прошел в избу. Долго разувался. В доме от прихожей слева – кухня, справа комната Ивана, вход в которую прикрывали занавески. Прямо – зал, где в кресле у телевизора дремала мать Ивана. Она выглядит гораздо старше своих лет.

– Ма-ам! Я – дома.

– Нагулялся? – говорит мать, поднимаясь. – Сейчас похлебку разогрею. Жидковата, правда, получилась. Ну да ни чего с хлебом.

Мать идет на кухню, Иван – за ней.

– Вот, снимают! Сериалы-то, – словно удивляется женщина. – Че попало! Взялся про село кино делать, так хоть спроси как там всё. Живут, вроде как, с огорода, а девка с маникюром. Ногти длинные, покрашенные. Глянь сюды.

Она показывает свою руку – ссохшиеся кривые пальцы, серые ногти грубо остриженные. Рабочая рука.

Мать наливает из кастрюли суп в глубокую миску. Иван берет ложку

– Не смотри сериалы.

– Ну да. А о чем мне завтра с людьми разговаривать? – смеется мать. – Кста-ати! Валентина сказала, что у Зои Петровны муж собирается в больницу лечь.

– А че с ним?

– Болеет, че еще? Не про то. Можно пока заместо его кочегаром и сторожем. Он договорится. Пойдешь?

– Я-то? Я тот еще сторож.

– Месяц покараулишь. А Сабир Сабирович говорит, что ты к нему зайди потом, может, что-нибудь придумает.

– Мгм. Работать в колхозе за три копейки.

– Не в колхозе, а в СПК. Мы колхозов, Слава Богу, не застали, там мне тесть рассказывал… Устроился бы, Вань. Корма можно там как-нибудь. А домой тогда теленка взять.

Тут Иван взбеленился:

– Ты меня как хоронишь! Не собираюсь я здесь торчать всю жизнь! Теленочков рОстить. Всяко уеду. Куда подальше, как люди все. Надо деньги зарабатывать! Вон, Саня Попов третий год в Ростове живет, на Дону. Прекрасно себя чувствует. Так и пишет – прекрасно. Ширяй – в Краснодаре. А я что?

– Понятно, что уезжать, – Мать через силу согласна. – Но уезжать надо с чем-то, чтобы на первое время прожить. И зачем вам всем надо куда-то? Отец тоже ездил-ездил, все одно вернулся.

Иван дохлебал суп, остатки допил через край. Ушел в свою комнату, некоторое время отправлял с телефона сообщения, вскоре уснул.

****

Утром следующего дня Ивана будит требовательный стук в окно. Он выглядывает, на улице стоит Захар. Иван ему показывает жестами, чтобы заходил. Сам надевает штаны, футболку. Выходит в прихожую, в это время как раз зашел Захар. Обмениваются рукопожатием.

– Что трубу не берешь? – спрашивает Захар

– Моя труба, хочу и не беру. Заспал что-то.

Иван заходит на кухню, алюминиевой кружкой зачерпывает воду из фляги, с наслаждением пьет. Захар в это время снял ботинки, расположился за кухонным столом, вид у него удрученный. Иван зачерпывает еще кружку воды, встает возле раковины, начинает чистить зубы.

– Собирайся, сейчас поедем в Первомайку.

Иван нечленораздельно мычит.

– Всё! – Захар бьет ладонью по столу. – Добегался! К бабке поедем, заговаривать меня от пьянства.

Иван сплюнул воду.

– Чё вдруг?

– Наталья сказала, что либо кодироваться, либо пошел в жопу. И сучкорез не забудь.

– Так она вроде вчера нормально.

– То при людЯх. А теперь такой расклад. Вот так. Там колдунья сильная. В Первомайке-то. Тесленок-братьев как заговорила, так и всё! Никакой водки. Витька, правда, помер. Но трезвый. А младший Теслен даже не помер. Так что, поехали!

– А я зачем поеду? – кривится Иван, ехать ему никуда неохота. – Морально тебя поддерживать?

– Затем, что еслиф застрянем, машину пихать. На дядь Жене поедем, Наталья уже добазарилась. Так что, собирайся.

– У меня вообще-то другие планы.

– Тем интереснее.

Иван согласен, что без плана интереснее, стал натягивать свитер.

– А че не к врачам? Медики кодируют.

– Медики кодируют меченых кюар-кодом. Деревенских врачи не лечат.

– Получи штрих-код, – предлагает Иван.