Иван-Дурак

— Петр Вениаминович, вы хоть понимаете, что я пережил? Как тошно мне было? Нет, ну вы подумайте, ты уверен, что ты помогаешь избавиться одной девушке от отца-тирана и становишься отцом ее ребенку, которого она зачала бог знает от кого, при этом думаешь, что ты обеспечиваешь жилплощадью себя и девушку, которую любишь… То есть, тебе кажется, что ты делаешь благородное дело, совершаешь сделку, чтобы все были довольны, а что в итоге? Все несчастны! Все! А собственный ребенок вообще так и не родился! И повинен в этом вроде как ты, собственной персоной. Какие манипуляции? Да мне жить в тот момент не хотелось! Да и сейчас… не испытываю сильного желания продолжить свое порочное существование.

— Иван Сергеевич, оцените мою деликатность! — Петр Вениаминович выпятил грудь, будто преисполняясь чувством гордости за выдающиеся качества своей натуры. — Я, догадываясь о вашем смутном душевном состоянии, не беспокоил вас две ночи, дабы дать вам возможность прийти в себя, восстановить душевное равновесие, так сказать, хотя по инструкции должен был явиться к вам тотчас же после выполнения моим подопечным очередного этапа миссии. Я, однако, на свой страх и риск счел возможным нарушить это предписание. Ибо! Ибо вы глубоко мне симпатичны.

— Петр Вениаминович, сейчас не самый подходящий случай издеваться надо мной. Я и без вас растерзан. Или вы хотите меня добить?

— Иван Сергеевич, отнюдь. Вы действительно мне симпатичны. — Лицо Петра Вениаминовича изобразило крайнюю степень приязни.

— И вы не считаете меня чудовищем, после всего, что я натворил?

— А что вы такого натворили? Ну, когда-то совершили ошибку. Ну, сделали неправильный выбор. А может, и правильный. Кто знает? И как вы верно заметили в беседе с вашей бывшей возлюбленной, решение о судьбе плода принимали не вы. Вы о нем попросту не знали. Так как же вы можете себя винить в том, что кто-то, воспользовавшись вашим неведением, и даже скажу больше — преступно утаив от вас информацию, все решил без вас? Вы, батенька, в той давней истории были пескариком, которого сначала одна барышня ловко поймала на крючок, потом другая, а вы, простите, как дурак, глотали наживки. Одна голой грудью заманила, другая — пренебрежением и мнимой беспомощностью. В общем, дурак дураком. Просто жертва женского коварства и своей наивности, а также и порядочности. Точнее, собственных представлений о порядочности. Впрочем, молодой человек, я не психотерапевт и не располагаю ни временем, ни желанием копаться в потемках вашей души. Хотя… За отдельную плату я готов, пожалуй. Однако должен вас предупредить, Иван Сергеевич, что мои услуги весьма не дешевы! — Петр Вениаминович расхохотался над собственной шуткой. — Уникальное все-таки я существо: и великодушное, и умное, и талантливое, и с чувством юмора у меня все в порядке. Меня удивляет только одно — а почему вы-то не смеетесь?

Иван посмотрел на собеседника уныло:

— Почему-то не смешно.

— Досадно, батенька, досадно. Я тут перед вами фиглярствую, как перед Царевной-Несмеяной, а вы не потрудитесь даже криво улыбнуться, дабы уважить старика.

Иван натянуто улыбнулся.

— Ну вот, уже значительно лучше. Теперь попридержите эту вашу косенькую улыбочку на лице, быть может, она приклеится и станет настоящей. Глядишь, и научитесь больше улыбаться, а там, глядишь, и жизненные трудности будете переносить легче, без этого вот надрыва, а дальше… Дальше, может, и проблем станет меньше. Так что, батенька, улыбайтесь, улыбайтесь! — Петр Вениаминович, подавая положительный пример, обнажил свои потемневшие от курения зубы. — Вот так, мальчик мой, вот так!

Иван, наконец, расхохотался и удивился, что после пережитого потрясения он еще может смеяться. Так что? Жизнь продолжается?

— Петр Вениаминович? Вы в цирке не работали? — спросил он, отсмеявшись.

— А это не вашего ума дело. — Ответил Петр Вениаминович сухо и надулся.

— А в комедиях не снимались?

— Нет. — Петр Вениаминович насупился еще сильнее.

Иван снова рассмеялся.

— Зря, вот уж зря… такой талант пропадает!

— Отчего же пропадает? Вам же он сейчас помог? Какая разница сколько у тебя зрителей, один или тысячи? Главное, что талант востребован. Я рад, что мои усилия не пропали даром, и вы все же развеселились. Ибо уныние не лучший помощник для достижения цели.

— О какой цели вы говорите?

— О самой благородной, Иван Сергеевич, о самой благородной — о спасении прекрасной дамы. А может, и не прекрасной, но, тем не менее, дамы.

— Петр Вениаминович, помилуйте, разве я уже не спас даму не далее как два дня назад ценой потери собственного душевного спокойствия и новых двух пудиков в грузе моей вины?