Иван-Дурак

Иван уже был в этом доме после ремонта, но все равно ожидал увидеть тесную кухоньку с печкой, гостиную, увешанную коврами, со «стенкой», полной хрусталя, часами с боем, две маленькие спаленки. А тут вдруг загородный домик в представлении жителя мегаполиса: большое пространство, обитое вагонкой и выкрашенное в белый цвет, с темной мебелью, кожаными диванами и светлыми коврами. Вполне современный дизайн. Иван даже подумал, что, может, и зря он тут евроремонтов наворотил. Ощущение родного дома исчезло вместе с уродливой советской мебелью и линялыми обоями в цветочек. У окна стояла елка. Иван сразу ее узнал — это была старая-престарая искусственная елка, которую еще во времена Иванова детства каждый год доставали из чулана, собирали, потом доставали из картонной коробки игрушки и украшали. Для Ивана это был самый любимый момент Нового года. Каждый раз, развешивая игрушки, он придумывал про них разные истории и мечтал о чуде. Он и сам толком не знал, о каком. Может, чтобы пришел настоящий Дед Мороз, а не физрук в бороде и красном халате, и принес бы два мешка мандаринов и копченой колбасы. Или чтобы, наконец, настал мир во всем мире, и прекратилась гонка вооружений. Или чтобы добрый волшебник наколдовал в их доме настоящую ванну, как у друга Витьки в соседней пятиэтажке. Или чтобы в холодильнике вдруг появилось четыре, нет, пять банок сгущенки и двадцать пять стаканчиков мороженого, а под елкой на утро лежал новенький велосипед, коньки, клюшка, надувная лодка, спиннинг, а еще перочинный ножик, как у хулигана Сережки из их класса, а еще собрания сочинений Жюля Верна и Фенимора Купера. Иван даже удивился скромности своих былых желаний. Впрочем, сейчас самое главное его желание было еще скромнее — он хотел покоя. Оказалось, для него это состояние также недостижимо, как и мир во всем мире для человечества.

— Мам, ты еще не выкинула нашу старую елку?

— Собиралась, если честно, но не смогла. Рука не поднялась.

— Вот и хорошо, что не поднялась. О! Даже мой любимый медвежонок сохранился? — Иван разглядел на ветке стеклянного медведя бронзового цвета. — Ух, ты мой маленький мишечка, уцелел. Мама, мама! А что ты мне подаришь? — запищал Иван тонким голоском. — Все, кажется, я впадаю в детство, — констатировал он уже своим обычным голосом.

Мать и жена смеялись.

Иван оторвался от елки и начал осматриваться. На стенах появились картины, писанные маслом, чем-то смутно знакомые, акварели и еще несколько аппликаций из трав и цветов. Все в хороших рамах.

— Мам, а это у тебя откуда? — спросил Иван, кивнув на стену.

Мать почему-то снова покраснела.

— Так, молодежь, умываться и за стол. За завтраком расскажу.

На завтрак было шампанское и икра, которые Иван привез с собой, и гренки, которые нажарила мать, потому что Иван так любил их в детстве. Он давно изменил этому своему пристрастию, но мать всегда их готовила, когда он возвращался домой. То ли не хотела замечать, что он давно вырос, и то, что было близко ему тогда, сейчас чужое и уже ненужное, то ли она своими гренками и своими разносолами пыталась вернуть ушедшее время, когда сын был мал, а она сама молодой. Все тогда было еще впереди, а сейчас? Сейчас?

— Мама, ну расскажи, откуда у тебя взялись все эти картины?

— Те, что похуже, похожие на детские рисунки, это мои, — она снова покраснела, — гербарии тоже мои, а вот тот натюрморт с белыми грибами и карасиками, а еще вон тот зимний пейзаж это… это мне подарили.

— Ты начала рисовать? — Иван вскочил и принялся рассматривать полотна, рисунки и аппликации. — Мама! Но это же чудесно! Это талантливо! Вот от этих кошек я вообще в восторге! Мам, я в первый раз вижу, чтобы кошки на полотне выглядели не пошло. Какие они у тебя! Настоящие дворовые бандиты! Ха! А у черного даже ухо оборвано. Хорош, хорош! — он вернулся за стол.

— Да ладно тебе, это так, ерунда, баловство, — отмахнулась мать.

— Нет, мама, это вовсе не ерунда. Но откуда? Откуда? Ты же никогда этим не занималась. Расскажи, что заставило тебя взяться за кисти и краски?

Мать вдруг погрустнела.