Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

За селением Среднетамбовское пойма Амура резко сужается, и справа, и слева к реке подступают высокие сопки. Амур почти перестаёт петлять, течение убыстряется. Плыли на улимагдах, подходя к берегам, изучая геологическое строение, собирая образцы и фотографируя обнажения. На широких ветровых просторах Амура нанайские улимагды оказались неожиданно устойчивыми.

За селом Киселёво (ныне Кисёлевка) горы вновь расступились, река распалась на многочисленные протоки, а пойма блестела старицами. Здесь в Амур слева впадает резвая Лимури. В горах по её течению известно несколько приисков.

Но прежде чем отправиться на исследование приисков, отряд Ефремова, спустившись ещё ниже по течению, сделал боковой маршрут на озеро Кизи, в село Мариинское, после чего достиг берега Японского моря, побывав в заливе Де-Кастри.

От озера Кизи отряд поднялся вверх по Амуру. И вот вьючный караван отправляется через сопки, уже тронутые осенней желтизной, по набитой тропе к реке Лимури. Копыта лошадей то чавкают по болотистой жиже, то звякают по камням, ремни и кольца вьюков на сёдлах равномерно поскрипывают.

В прозрачной воде дрожит отражение Мартемьяновой горы. Недалеко, на ровной площадке – деревянная изба, коновязь, сарай. Прииск Спорный. Ох, видать, не зря его так назвали… Развьючить лошадей – теперь им предстоит несколько дней отдыха. Молодым путешественникам – исследование окрестностей и гадание: мелькнут ли в лотке золотые крупинки. Иван рад возможности спокойно поработать в избе, привести в порядок записи в полевом дневнике, где на страницах – расплывчатые розоватые пятна от капель пота и прилипшей мошки.

Всё выше горы, всё гуще и глуше тайга, всё говорливее реки.

Резко испортилась погода. Сильнейший снегопад скрыл траву, которой питались лошади. Под полуметровым слоем снега трудно было различать, что перед тобой – топкая марь или каменистая осыпь. Мороз доходил до 12 градусов. Ефремов отправил топографа, коллектора и рабочих с лошадьми обратно на прииск, а затем в райцентр; сам с проводником двинулся дальше.

Через верховья левого истока Лимури путешественники перевалили через хребет в систему реки Боктор. Но от истока до устья – целая жизнь.

Ефремов вдвоём с проводником на оморочке начал было сплавляться по Боктору. Река то стремительно неслась узким коридором среди высоких, падающих в воду деревьев, образующих заломы[95], то резко поворачивала, упираясь в скалу, вспениваясь бурунами. Оморочку так швыряло, что не раз приходилось срочно чинить тонкую берестяную посудину. Какой утлой казалась Ивану их лодочка по сравнению с мощью дикой воды!

Поднялись на гребень сопки – отсюда река была видна на несколько километров. Стало окончательно ясно, что река перегорожена десятками заломов. Погибла надежда проплыть триста километров до устья. Караван лошадей ушёл на прииск уже неделю назад, их не догнать. Продукты кончились. Как быть?

«И оба мы – гольд и я решаем. Ставим палатку, обносим её обрывками материи на веревке, чтобы защитить от росомах и медведей, складываем туда имущество (оставшееся снаряжение, большие образцы и фотоснимки на тяжелых стеклянных пластинках)… И мы идём без троп через множество перевалов, сквозь дождь и снег, без крошки пищи… Семь дней без еды, а амурская тайга не легка для пешего похода напрямик»[96].

Величаво молчала тайга, и на десятки километров вокруг не было ни единого жилья.

Семь суток без пищи шли по засыпанной снегом тайге Ефремов и Григорий Самар. Недаром в романе «Лезвие бритвы» герой вспоминает «время далеких походов маленьких геологических отрядов с небогатым снаряжением, когда все зависело от здоровья, умения, выдержки каждого из участников. Пути сквозь тайгу, по необъятным её марям, торфяным болотам, по бесчисленным сопкам, гольцам, каменным россыпям. Переходы вброд через кристально чистые и ледяно-холодные речки. Сплавы по бешено ревущим порогам на утлых лодках и ненадёжных карбазах. Походы сквозь дым таёжных пожаров, по костоломным гарям, высокому кочкарнику, по затопленным долинам в облаках гудящего гнуса».

Казалось, человеческих сил недостаточно, чтобы преодолеть огромные пространства труднопроходимых болот: «Самый сильный человек, самые привычные ноги смогут сделать за день по мягкому моховому покрову, хлюпающей грязи, цепляющейся траве и багульнику не более тридцати тысяч шагов. И если их нужно полмиллиона, чтобы выйти из этих болот, кричите, бейтесь в тоске, зовите кого хотите – ничто вам не поможет. Тридцать тысяч шагов, и из них ни одного неверного. Иначе, попав между кочками, корнями, в щели каменных глыб россыпей, треснет хрупкая кость. Тогда – гибель»[97].

Лёгкому гольду в мягких кожаных олочах, казалось, было легче, чем высокому и крупному геологу. На ходу, чтобы не сбиться с ритма, срывал он красные кислые ягоды и тонкие веточки с коричневой корой, жевал, подавал их Ивану. Терпкая и кисловатая кора лимонника бодрила, идти становилось легче. Однако к концу пути силы Ивана иссякли. Заслышав вдалеке лай собак Кондонского стойбища, он сел, прислонился к стволу, блаженно улыбнулся и забылся…