Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

К двадцатому мая 1968 года «Часа Быка», начатый в 1961 году, был перепечатан начисто. Иван Антонович, как обещано, отдал рукопись в «Октябрь», но главный редактор Кочетов болел, а его заместитель Стариков убоялся и отверг роман.

На очереди стояли журналы «Москва» и «Знамя». Пока редакторы знакомились с новой рукописью, Иван Антонович перечитывал «Лезвие бритвы». Он давно хотел добавить некоторые вставки, надеясь, что его любимый роман будут переиздавать, но пока делать этого никто не спешил. Вставки всё же были написаны, и мысли теперь обращались к повести из древнегреческой жизни, задуманной ещё в начале пятидесятых годов. Повесть эту, грустно думал Ефремов, никто не будет издавать: «Видно, уж сейчас я вышел из нужных для момента предметов и пру, как паровоз через лес. Но жить осталось немного и писать ещё то, что неинтересно или кажется мне неважным, – провались оно!»[284]

К концу лета стало понятно, что и «Москва», и «Знамя» не рискуют взяться за публикацию «Часа Быка». Август грянул неслышным громом: ввод советских войск в Чехословакию стал решительным концом «оттепели». Все словно затаились в ожидании: каким теперь станет курс партии. Момент для публикации остросоциального романа был явно неблагоприятным.

Издательство «Молодая гвардия», заявившее о готовности в 1969 году опубликовать новый роман отдельной книгой, требовало смягчения или снятия важных с точки зрения автора мест, на что Ефремов не соглашался: пусть лучше роман полежит; может, его вообще стоит выдержать, как вино.

Самым отважным из журналов оказался верный Ефремову «Техника – молодёжи»: договорились, что роман с большими сокращениями будет печататься, начиная с десятого номера 1968 года. А пока Иван Антонович раздал для чтения машинописные экземпляры романа своим друзьям и коллегам-фантастам.

Не уехавший в этом году на дачу Ефремов оказался в эпицентре внимания гостей. Август – сезон проезжающих, и многие из знакомых стремились попасть в Москву именно для встречи с писателем. Кто только не был в гостеприимной квартире на улице Губкина! Индийцы, итальянцы, американцы, немцы, чехи… О своих даже говорить не приходится! Каждый день – новые лица. После двух лет работы вернулся из Сирии Аллан – видно было, что он сильно отвык от всех родных.

На беду, у Ефремова разболелась нога – в том самом месте, куда летом 1929 года, в Средней Азии, пришёлся удар бандитов. Проткнутое колено напомнило о себе отложением солей именно в месте ранения. Но мало кто из гостей догадывался о том, что радушному хозяину трудно ходить.

Осенью поток гостей поредел, и настало время писем. В октябре, окунувшись в золотую осень «Узкого», Ефремов с удовольствием читал отзывы друзей на новый роман. Особенно ценным было мнение Евгения Павловича Брандиса, знатока фантастической и приключенческой литературы, глубокого и чуткого исследователя. Он писал:

«Уже больше недели живу под неослабным впечатлением “Часа Быка”. После “Туманности Андромеды” не могу назвать произведения, которое оказало бы на меня столь сильное воздействие. По привычке, читая, делал заметки и выписки. Если при чтении обычного рядового романа записи занимают 1–2 страницы, то здесь понадобилось 46 страниц, да и то пришлось ужиматься за недостатком времени. Поразительное богатство идей – животрепещущих, без промаха бьющих в цель, бездна ассоциаций и аналогий, острейших формулировок и афоризмов, высокая интеллектуальность – таково первое и самое общее впечатление. Отсюда своеобразие: роман перерастает в философский, социологический и футурологический трактат, требующий от читателя максимального напряжения. Для любителей лёгкого чтения это – недостаток, для тех, кто ищет в научной фантастике занимательности и сюжетных хитросплетений – разочарование. Но в моих глазах это первейшее достоинство, настоящий праздник. Вероятно, так же воспримут “Час Быка” тысячи квалифицированных, думающих читателей. Хотелось бы очень, чтобы отдельное издание вышло в полном виде или, во всяком случае, без больших сокращений. Не уверен, что всё пропустят в таком виде, как есть, и будет очень обидно, если роман пострадает. Он интересен и в жанровом отношении. Я не знаю другого произведения, где соединялись бы вместе так плотно и неразрывно позитивное и негативное начало, «утопия» и предупреждение. Одно уравновешивает другое. Идеал отчётливо противоречит тому, что отвратительно и внушает наибольшую тревогу. В этом преимущество “Часа Быка” перед всеми романами-предупреждениями и тем более – антиутопиями (мне кажется, следует разграничивать эти жанры). Тем самым “Час Быка” – произведение новаторское и по содержанию, и по форме.