Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

От Лисиппа же Таис слышит о мудрости: «Мудрых людей мало. Мудрость копится исподволь у тех, кто не поддаётся восхвалению и отбрасывает ложь. Проходят годы, и вдруг ты открываешь в себе отсутствие прежних желаний и понимание своего места в жизни. Приходит самоограничение, осторожность в действиях, предвидение последствий, и ты – мудр. ‹…› Не следует много рассуждать о знании богов и людей, ибо молчание есть истинный язык мудрости».

Мудрый видит обе стороны бытия – «красоту мечты и неумолимую ответственность за содеянное». Чем выше дар, чем ярче мечта, тем строже взыщет судьба.

Об этом законе помнил сам Иван Антонович, каждый час своей жизни посвящая работе. Он успел дописать свой последний роман и подготовить его к публикации. Как ваятель Клеофрад, он ушёл из жизни, завершив свой труд.

Замечательно высказывание Таис, удивившее делосского философа: боги из зверей становятся людьми. Таис понимает, что это процесс очеловечивания самого человека. Чем большую власть в психике имеют животные накопления, чем меньше осознана собственно человеческая уникальность и значение этой уникальности – тем большее значение имеет природный мир. Но афинянка не делает (и пока не может сделать) следующего вывода, направленного уже в будущее: о том, что с развитием абстрактного мышления позже в разных частях света родится идея богочеловека с ясным пониманием второй части этого утверждения: царство божие внутри нас… Но даже тогда останется традиция символически изображать божественных персонажей в виде тех или иных зверей.

Тема меры активного противодействия злу занимала Ефремова из романа в роман. Продемонстрированный в «Часе Быка» рафинированно-эзотерический подход представляет собой фактическое решение тех проблем, что стоят перед Лисиппом и орфиками в целом. Осознание диалектики мира выводит из потока бездумного действия, рождает понимание оборотной стороны медали. Если каждое действие вызывает противодействие и рано или поздно цепочка следствий ведёт к результату, противоположному первичному импульсу, рисуя круг, то проще всего не действовать вовсе. Прекратить поток причин и следствий, выйти за пределы кармы. Так поступили индийцы – и в «Лезвии бритвы» Гирин критикует их за это, выступая перед посвящёнными йогами. Да, они не умножили зло, но их диалектика пассивна, апофатична. И она бессильна справиться со страданием в остальном мире. Сам собой распускает гранёные лепестки в сознании Ивана Антоновича кристалл диалектической триады: бездумное действие, одностороннее, без понимания системности мира (тезис), отрицается умным бездействием восточной мудрости (антитезис). Каждое движение рождает круги на воде, замутняет зеркало сознания, погружает в сансару. Таковы максимы в индуизме, буддизме, даосизме. Очевидно, размышлял Ефремов, существует путь синтеза, когда понимание взаимосвязанности и многоплановости мира рождает сплав качеств действия и ума. Но путь этот требует исключительных личных качеств всеохватности и жертвенности ради общего блага. Таких, какими обладала Фай Родис, и выше. Лисипп понимает преграды, но не находит в окружающей его действительности практического решения. Об этом же пылко говорит Эрис. Этот вопрос будет веками решаться качанием маятника от тезиса к антитезису, накапливая опыт безысходности.

Древние культы, представляющие для мыслителя ещё один пласт интересующих его вопросов – в эпоху Александра и Таис лишь угасающие остатки мощных очагов матриархата. Чаша и Клинок – так метафорически назвала идущее сквозь века гендерное взаимодействие антропологиня Риан Айслер, исследовавшая культуры Малой и Передней Азии в эпоху неолита. Во времена Ефремова становился известен огромный археологический материал, раскрывающий интереснейшие детали существования матрицентрической доарийской культуры Чатал-Хююк. Этот город – древнейший на планете, наряду с Иерихоном, возник на заре неолита. О нём автор пишет в предисловии к роману.

Три основные божественные ипостаси – владычица природы, богиня плодородия и символ единства бытия – имеют женскую суть.

На протяжении десятков веков – полное отсутствие насильственных смертей. Экономическое равенство и отсутствие жёсткой иерархии. Чрезвычайно высокий уровень жизни, превышающий многие показатели древнего мира. Полное отсутствие сцен насилия в сюжетах многочисленных произведений искусства. Полное отсутствие такого специфического явления, как воровство.

Зато: система снабжения города с населением до десяти тысяч жителей. Частые праздники, лишённые мрачной религиозной семантики: танцы (сразу вспоминается праздник Пламенных Чаш), торжественные и игровые церемонии, посвящённые плодородию и женщине как его носителю. Знаменитые акробатические игры с быком…