Иван Грозный и Девлет-Гирей

В ожидании вторжения основных сил Крымского ханства прошла большая часть лета. К началу осени напряжение достигло предела. В Москве стало известно о том, что, с одной стороны, хан отпустил своего наследника и его брата Алп-Гирея воевать черкесов, а с другой, ногаи отколовшегося от Большой Ногайской Орды улуса Гази бей Урака, узнав о том, что нового похода на Астрахань не будет, сами отправились воевать русское пограничье. Не успели эти новости достигнуть Москвы, как 4 сентября рыльский наместник С. Нагой прислал в столицу отписку, в которой сообщал, что голова С. Соковнин и его люди «наехали» 19 августа на Муравском шляхе на татарское войско. «Сметить» их точное число станичникам не удалось, так как, по словам головы, «…место полевое, и гоняли они (т.е. татары. — П.В.) ево (Соковнина. — П.В.) до вод Адаламских два дни человек с пятьсот…», однако голова полагал, что в Поле вышло большое неприятельское войско («…многие огни, а от лошединых стад прыск великой и ржанье…»).

Вслед за этой новостью пришла другая, от путивльского наместника князя П. Татева. В ней говорилось, что «…сторожей на Обыкшенской да на Балыклейском громили татара человек с пятьсот и голову их Капусту Жидовинова взяли да товарищев их дву человек убили…». По всем признакам в Поле собиралась большая гроза, и в Москве отнеслись ко всем этим известиям чрезвычайно серьезно. На «берег» была послана большая 5-полковая рать во главе с воеводой, боярином князем И.Д. Вельским, которой было приказано занять позиции в треугольнике Коломна—Кашира—Серпухов. Приведена была в готовность и опричная рать, большая часть которой (4 полка) встала в Калуге. Украинные воеводы получили указание в случае попытки противника прорваться к «берегу» идти на сход с «большими» воеводами. В противном случае они должны были биться с врагом самостоятельно при поддержке «меньших» воевод. Сам же Иван и его старший сын намеревались выступить в поход навстречу крымскому «царю», «дождався подлинных вестей»^{262}.

Вскоре стали поступать и «подлинные» вести о намерениях противника. Данковские воеводы И.П. Шуйский и Ф.В. Шереметев прислали станичного голову Г. Коробьина. Тот доложил государю, что «…не доехал он до Донца Сиверсково верст за дватцать и увидел пыль великую от Донца, и гоняли ево крымские люди вверх Уразова сентября в 3 день, а по сакме он, Григорей, сметил тысечь с тритцать». Другой голова, А. Ратаев, отписывал в Москву, что «…прибежал к нему оскольской казак Ивашко Матвеев, а сказал видел де он вверх Котла и по Тудони сентября в 7 день многих крымских людей, а по сакме де сметил тысечъ с тритцать, а бито тритцать дорог до Черной земли, опричь обапольной сакмы». Затем в Москву были доставлены донесение новосильского воеводы князя А. Палецкого и показания взятых его людьми пленных. Выяснилось, что утром 12 сентября 6 или 7 тыс. татар пришли под Новосиль и, простояв под городом до вечера, ушли обратно в степь. Пленники же на допросе показали, что сам хан вместе со своими сыновьями и мурзами вышли из Крыма три месяца назад, намереваясь совершить набег на «государеву украйну». 16 сентября, получив грамоту от князя И.Д. Вельского, в которой сообщалось о намерении хана идти на Тулу и Дедилов, Иван Грозный покинул Александрову слободу и пошел «против недруга своего крымского царя и царевичей со многими людьми искати прямово дела». Если верить А. Шлихтингу, то Иван двинулся на «берег» во главе 20-тысячного войска^{263}.

Однако ожидаемого «прямого дела» не случилось. Что же случилось? Интересно понаблюдать за тем, как расценивали этот случай отечественные историки. Первый вариант сценария гласит, что хан, узнав о том, что его намерения раскрыты, повернул с главными силами обратно, не доходя до русской границы. Так полагал, к примеру, Р.Г. Скрынников. В.П. Загоровский, напротив, считал, что Девлет-Гирей вовсе не выходил в поход. Склоняется к этой точке зрения и А. В. Виноградов. По нашему мнению, все же прав был Р.Г. Скрынников — пленных татар допросили с пристрастием, и вряд ли они стали бы скрывать правду, равно как и станичники не стали бы преувеличивать силы противника, обнаруженные в Поле. Обращает на себя внимание и такой примечательный факт, как стремление татар любой ценой не допустить обнаружения своих главных сил русскими сторожами. И все это ради того, чтобы напугать Ивана Грозного призраком тьмочисленного татарского воинства? ^{264}