Иван Грозный и Девлет-Гирей

Но вернемся обратно в осень 1570 г. Прибыв 19 сентября в Серпухов, Иван IV простоял там в ожидании новых вестей о неприятеле 3 дня. Вскоре выяснилось, что к тому времени, как Иван прибыл в Серпухов, татары уже отступили домой. Отметим, правда, что не все неприятели последовали за ханом. Во всяком случае, в конце октября 2,5 тыс. самых голодных и недовольных отсутствием какой-либо добычи татар собирались напасть на стародубские и почепские места, и «по вестям» Иван Грозный отправил на помощь тамошним воеводам Ф. Нагого. Но это будет несколько позже, а пока разгневанный царь созвал 22 сентября военный совет с целью решить, что делать дальше и как получилось так, что тревога, поднятая в первых числах сентября, оказалась ложной. Р.Г. Скрынников предположил, и в этом есть определенный, и весьма серьезный резон, что гнев царя был вызван не столько тем, что ему понапрасну пришлось поспешно скакать по осенним дорогам из слободы на берег, и не вздорным нравом и психической неуравновешенностью (как полагал, к примеру, В.П. Загоровский), а тем, что он напрасно отменил свой поход на Ревель, безуспешно осаждаемый с конца августа 1570 г. его вассалом-«голдовником» и родственником герцогом Магнусом^{265}. Так это было или не так, сегодня уже неважно, но вот разобраться с причинами, почему неприятель был потерян — нужно было обязательно. Как писал В.В. Каргалов, возлагая отвественность за провал на «польских» сторожей, «случай был чрезвычайный, и отнестись к нему следовало со всей серьезностью — сторожевая служба явно не справилась со своей задачей. Требовалась ее коренная реорганизация…»^{266} На наш взгляд, дело было не столько в самой сторожевой службе, сколько в неумении конкретных воевод, по мнению В.П. Загоровского — И.Д. Вельского, правильно воспользоваться той информацией, которую с риском для жизни доставляли станичники, но тем не менее ситуация и так, и этак все равно была неприятной.

Эта реорганизация была поручена опытному воеводе князю М.И. Воротынскому, ветерану многих кампаний, будущему главнокомандующему русским войском в 1572 г. Не вдаваясь в подробности реформы сторожевой службы, отметим лишь, что она была призвана, судя по всему, упорядочить и придать большую регулярность сторожевой службе, что складывалась постепенно еще со времен Василия III.

В заключение отметим, что события 1568—1570 гг., ставшие своеобразной прелюдией к еще более грандиозным по своим последствиям событиям 1571 и 1572 гг., интересны еще и тем, что позволяют в общих чертах представить устройство обороны государевой «украйны» в конце 60-х — начале 70-х гг. XVI столетия. В отличие от прежних времен она приобрела глубокоэшелонированный характер. Наряду с обычным «береговым» разрядом, выстраивавшимся каждую весну на «берегу», в Поле, опираясь на возведенные 1550-х — 1650-х гг. города-крепости, постепенно формируется другой разряд, что «за рекой». Он должен был стать первой линией обороны на случай неприятельского вторжения. В Поле также действовала достаточно разветвленная система сторожей, в задачу которых входило раннее обнаружение и оповещение воевод «украинных» городов и Москвы о выступлении татар, их численности и намерениях.

Однако создание и постоянное совершенствование системы обороны южной границы Русского государства вовсе не означало, что татарская угроза ушла в прошлое, и татарские вторжения 1571 — 1572 гг. это наглядно продемонстрировали.

§ 3. Татарский блицкриг: набег 1571 г. и сожжение Москвы

История татарского похода 1571 г. и грандиозного пожара Москвы неоднократно рассматривалась отечественными историками — мимо такого события трудно было не пройти мимо. Наиболее полное описание событий мая—июня 1571 г. с привлечением архивных материалов составил В.П. Загоровский^{267}. Тем не менее все равно остается ряд вопросов, связанных с этой трагической страницей в русской истории.