Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

- Сказать правду вам, господа, - царь Иван действует так, как его заставляют обстоятельства жизни Московского государства, а к немецким государям и народу немецкому он питает искреннее расположение. То могут подтвердить все бывшие у него на службе наши мастера. Царь постоянно расспрашивал нас о немецких обычаях и нравах, о наших дворянах и крестьянах, о горах, о лесах, об охоте... Даже в те времена, когда император Карл отказался от дружбы с Москвою, Иван внимательно выслушивал немцев, выражая свои похвалы немецкой нации... Митрополит хотел насильно одного немца обратить в православие, но царь воспротивился, заставил митрополита уплатить несколько тысяч рублей штрафа за это.

Гогенцоллерн перебил Шлитте:

- Да не будет то неясным, господин Шлитте, какие же обстоятельства вынуждают царя завоевывать ливонские города?

Шлитте, не моргнув, ответил:

- Турция, крымские ханы, Польша и Литва теснят Москву с юга и юго-запада на север и северо-запад, но и туда ему нет дороги. Ливония и Швеция не пропускают в Московию идущие морем корабли с закупленными царем товарами и военными и иных дел мастерами... Много убытка Польша и Швеция с Финляндией учинили московской торговле... Судите сами, высокородные господа, что было бы с Московским государством, если оно не стало бы воевать! Да и почему винят одну Москву? Судьбу Ливонии стремятся решить также Польша, Дания и Швеция!

Гогенцоллерн улыбнулся.

- Но ведь немецкому Ревелю немалое огорчение видеть, как торговые корабли из разных стран проплывают мимо? Если вы немец, вы должны то понять!

Вдруг раздался пронзительный выкрик какого-то любекского купца:

- Шведские и ревельские пираты не дают нам плыть к Нарве! Разоряют нас! Топят немцев в море!

Послышались крики:

- Мы приветствуем союз Москвы с Данией! Мудрый союз!

- А мы - союз Польши с Москвой!

Опять поднялся сильный шум. Многие депутаты повскакали с руганью: "Торгаши! Совесть потеряли!".

Шлитте скромно уединился в углу на своем месте, довольный тем, что в этой распре забыли о нем.

Кто-то и вовсе заорал на весь зал:

- Лучше Ревель кому-нибудь продать, нежели отдать Москве!..

Гогенцоллерн стучал ладонью по столу, стараясь остановить расходившихся депутатов, а когда стихло, он сказал строго и внушительно:

- Швеции никогда не видеть Ливонии. Кто из вас, господа, желает говорить дальше?

На усталых лицах депутатов выразилось безразличие. Гогенцоллерн повторил свой вопрос, но опять общее молчание было ему ответом.

- Тогда я позволю себе, господа, познакомить депутационстаг с письмом, полученным императором от герцога Альбрехта Баварского. Альбрехт пишет императору, что он находит необходимым союз империи с Россией ввиду турок. Императору, по мнению Альбрехта, не следует обращать внимания на Польшу и другие государства, не одобряющие союза с Москвой, а напротив, поддерживать отношения с могущественным восточным государем.

Гогенцоллерн добавил:

- Сближение России с империей не может пугать ливонских немецких правителей - Ливонии от того будет лучше. Всем известно, что этого сближения опасаются Польша и Швеция, что не может не вызвать удивления у благоразумных господ. При всем том я должен заявить, что император не предпринимает никаких шагов к союзу с Москвой. Испуг некоторых персон необоснован. Мы слишком умны для того, чтобы поступать с Москвой по-христиански. Москва недостойна этого.

Началось совещание: что же теперь делать? Какие меры принять против Москвы?

И удивительно: те, которые больше всех, не жалея красок, описывали зверства и алчность "восточного деспота", теперь совсем притихли и робко переглядывались между собою. Один только депутат смело и как-то вдохновенно заговорил о войне с царем Иваном. Это был все тот же светло-русый юноша из Померании. Он призывал всех христианских рыцарей прославить свое оружие боевыми подвигами на полях нечестивой Москвы, уверяя, что Москва не выдержит натиска благородного рыцарского воинства, под ударами которого падет великое насилие и всякая неправда, творимая московитами. Речь юноши была горяча, цветиста, но малоубедительна понятия о правде и насилии, а тем паче о христианстве, давно уже смешались в головах европейских дипломатов во что-то сумбурное, трудно отличимое одно от другого. Ведь не гнушался же христианнейший из королей французский - войти в союз с магометанской Турцией, этим бичом христианских народов, надругавшейся над самим гробом господним! Союз Франции с Турцией был направлен тоже против христианских народов, и в первую очередь против Германии.

"О юноша! - думали маститые депутаты. - Нельзя не позавидовать чистоте и неиспорченности твоей молодой души!" И вздыхали. Молодой померанский посол окидывал победоносным взглядом присутствующих, как бы говоря: "Любуйтесь на меня! Ничего не боюсь!"