Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Совсем рассвело, когда Чохов, выбравшись из леса, увидел вдали какую-то церковь, окруженную рощей. Он направил свой путь туда. Около церкви обязательно должно бы быть селение или барское усадьбище!

Оказалось - монастырь, обнесенный высокою тесовою стеною. Андрей подъехал к ней, встал на коня и заглянул внутрь. Десятка два чистеньких изб, обшитых тесом, с крышами, покрытыми дерном. Нетрудно было догадаться, что это кельи. Рядом с храмом - две бревенчатые звонницы. Одна поменьше, другая побольше.

У ворот толпились крестьяне, дожидаясь, когда их впустят во двор. Они сняли шапки и низко поклонились Андрею.

- Чего же вы тут, добрые люди, стоите?

- Да вот не пущают, батюшка... не пущают.

- Какой это монастырь-то, добрые люди?

- Бабий, батюшка, бабий... Прежде были тутотка и мужики... Ноне угнали их... За грехи угнали... Свой монастырь строят, скулят без привычки...

Ждать пришлось недолго. Вскоре ворота открылись. Крестьяне повалили всей толпой прямо в церковь, широкую, приземистую, подновленную кое-где свежими бревнами.

Андрей соскочил с коня, узнал у привратницы, в какой избе живет игуменья. Попросил проводить. Две угрюмые старухи в дубленых полушубках молча повели его в глубь двора к большой, на сваях, избе. Указали пальцем на дверь и пошли обратно.

Привязал Андрей к дереву своего коня, поднялся по лестнице. Постучал. Дверь тихо отворилась.

Навстречу вышла вся в черном монахиня. Она тихо сказала Андрею, чтобы следовал за ней. В ее голосе Чохову послышалось что-то хорошо знакомое. Когда вошли в маленькую чистую горенку без окон и Андрей при свете лампад пристально вгляделся в лицо игуменьи, сердце его похолодело: он стоял растерянный, озадаченный.

- Боярыня?! - прошептал он в великом изумлении.

- Андрейка?! - дрожащим голосом спросила она.

- Точно, боярыня! Я - Андрейка, холоп ваш.

- Садись, господи! Как ты попал сюда?

Сели рядом на скамью против икон. Встреча была такою неожиданною и невероятною, что ни он, ни Агриппина не могли начать разговор. Первое, что бросилось в глаза Андрею, - худоба и бледность ее лица. Ему стало так жаль Агриппину в этой мрачной, черной схиме, в этой темной келье, а не в боярской хоромине, что он еле-еле мог сдержать слезы. Голос все такой же кроткий, нежный и взгляд больших голубых глаз такой же детский, добрый, доверчивый.

- Царь-батюшка сослал меня сюда... Вотчину отписал на себя, а потом отдал ее дворянам...

- А дитё? - как-то невольно вырвалось у Андрея. Он и сам испугался своего вопроса. - Покойник боярин дитё ожидал... Радовался!..

- Умре! Так сказывали мне люди... - грустно, потупив очи, ответила она. - Бог простит мне то!.. Молюсь!.. Не боярское было оно, не колычевское... Грех тяжкий лежит на мне... Об этом денно и нощно молюсь...

Андрей задохнулся от волнения: как не боярское?!

- Кто же тот злочестивец? - еле слышно спросил он.

По щекам Агриппины потекли слезы.

- Бог ему судья!.. Одна я виновата... Молюсь, молюсь, соколик!..

- Да кто же он будет?

- Пошто тебе знать?! У царя он теперь, говорят, слуга ближний...

Андрей больше не стал допытываться. Ему было больно, горько и обидно. Ведь он считал боярыню чище, святее ангелов божиих, и вдруг...

Некоторое время сидели молча.

- Покойника боярина после смерти обвинили в кривде против государя. Тяжелый вздох вырвался из ее груди. - Вечное заточение и мне... Прости меня! У всех своих людей в вотчине, по обычаю, просила я прощения перед пострижением, но не было тебя...

Она встала на колени.

- Прости, коли согрешила перед тобою! Коли обижала чем-либо тебя...

Андрей ничего не мог сказать; грудь стиснула тоска, дышать трудно. Он встал, большой, сильный, оперся рукой о стену, делая над собою усилие, чтобы не заплакать.

После повечерия за трапезой, Андрей рассказал Агриппине, как окончил свою жизнь боярин в ту ночь под Нейгаузеном. Рассказал о том, что случилось в последние два года в Москве. Скончалась царица Анастасия. Иван Васильевич сильно убивался, молился и плакал по ночам. Подолгу просиживал он около детских постелей. Думали, ума лишится. Вся Москва тоскует по царице.

Но, как ни велико горе царя, он готовится к большой войне.

И ходит слух по Москве, что хочет он взять себе в жены чужеземку из далеких гор... сестру князя Темрюка...

Ни одного дня не проводит он без дела. Через несколько дней после кончины царицы посетил Пушкарскую слободу, а затем ездил в поле смотреть на стреляние из новых пушек; к морю, для охраны, лично снарядили сильную стражу с пушками.

Агриппина слушала с большим вниманием.