Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Конские гривы прикрыты сетями из червонной пряжи, "штоб не лохматило"; сбруя обложена золотом, серебром, бляхами с драгоценными самоцветами. Даже на ногах у коней и то золотые украшения и бубенцы.

Беспокойно покачивают пышными султанами воеводские кони, как бы предчувствуя боевые схватки впереди.

На поясах у воевод драгоценные оружие: мечи, сабли, палаши, а на седлах маленькие набаты.

За воеводами кони цугом везли в розвальнях, убранных казанскими и персидскими коврами, золоченые щиты, запасные латы, кольчуги, мехи с вином, бочонки с соленой и сушеной рыбой, сухари, мороженую птицу...

Многие дворяне, одетые нарядно, укутали своих ногайских иноходцев звериными шкурами вместо чепраков. Шкуры цельные; лохматые лапы с когтями обхватывают бока коней, высушенные головы хищников лежат выше седельной луки. Барсы, рыси, белые медведи... Меха заморских чудищ чередуются с ковровыми, бархатными чепраками, с войлочными и рогожными попонами.

Когда под вечер раскинули станы в сосновом лесу на ночлег, Андрейка, как и другие, отправился в лес ломать сучья для костров. Он с восхищением любовался из-за деревьев воеводами и богатыми дворянами: "вот бы мне-то!" Глаза разгорелись от зависти; особенно хороши красные и зеленые сапоги воевод с золотыми и серебряными подковами.

Вернувшись из леса и разжигая костер, Андрейка сказал с грустью:

- Ничего бы мне такого и не надо... Лишь бы коня да саблю бы такую, да зеленые сапоги. И потягался бы я в те поры! С кем хошь!

Кречет внимательно посмотрел на него, улыбнулся.

- Тебя должны бабы любить.

Андрейку, как огнем, ожгло. Ему вспомнилась Охима.

- Уймись! Не то смотри!.. - сердито проворчал он, сжав кулаки.

Кречет рассмеялся:

- Аль тужит Пахом, да не знает о ком? Так, то ли?

Молча разводил Андрейка огонь, пытаясь не смотреть на Кречета. Ему стало не до шуток.

- А ты не дуйся! Правду я молвил. Мысля твоя легкая... Жизнь тяжелая, а мысля легкая... Сто лет проживешь и ничего не добьешься!

Андрейка смягчился.

- Ладно, болтай. Сатана и святых искушал.

И, немного подумав, спросил:

- Как узнать - любит или нет?

Из леса с охапками сучьев врассыпную подходили к кострам остальные пушкари. Затрещала хвоя в огне. Андрейка сделал Кречету знак: "молчи!"

Поблизости, вдоль лесной дороги, раскинулись шалаши татар, мордвы, черемисов, чувашей, горцев. Одни воины оттаивали в бадьях над огнем снег и поили коней. Набрасывали на них покрывала, кормили сеном, разговаривали с ними по-своему, как с людьми. Другие точили о брусья ножи, тесаки, кинжалы, кривые, похожие на косы, сабли.

Воеводам и дворянам холопы расставили нарядные шатры; окутали их медвежьими шкурами, устлали досками внутри и тюфяками, снятыми с розвальней.

Простолюдины - пешие и конные ратники, - составив копья "горкой", настроили шалаши из еловых виц, ветвей и прутьев, покрыли их войлоками, внутрь положили солому, сено и залезли туда на ночлег. А некоторые снаружи обваляли шалаши и снегом, чтоб теплее было.

Андрейку мучило любопытство - захотелось пойти и поглядеть на прочие таборы.

У соседних костров грелись люди с задумчивыми лицами, слушая старого бахаря. Тихим, ровным голосом рассказывал он о том, как русские рати рубились на Чудском озере с немцами и на Дону с половчанами; рассказывал о великих князьях Александре Невском и Димитрии Ивановиче Донском.

Андрейка миновал касимовских, темниковских, казанских и ногайских татар. Обошел таборы чувашей, мордвы. Кое-где ему пришлось увидеть, как молятся язычники. Любопытствовал, как зовут их бога. Татары сказали "Алла Ходай", чуваши - "Тора", черемисы - "Юма", мордва - "Чам-Пас", вотяки - "Инмар".

Парню стало смешно: сколько у людей богов! Захотелось знать, чей бог лучше. А кто может ответить? И как же так люди молятся разным богам, а делают одно? И русские, и татары, и черкесы, и мордва, и другие вместе идут на Ливонию. И в походе все дружны. Помогают татары мордве, русские черкесам, татарам, мордва русским. И просить не надо.

"Охима правду говорила - боги разные, душа одна!"

Утром застряли розвальни с пушкарями под горою. Андрейка крикнул о помощи. Прискакали кавказцы, чуваши и татары, и все вместе вытащили розвальни на пригорок. Даже хлебом делятся между собою. Андрейке захотелось узнать, как по-ихнему "земля".

Чувашин сказал: "Сир".

Черемис: "Мюлянде Рок".

Татарин: "Джир".

Вотяк: "Музьем".

"Диво-дивное! - думал Андрейка. - И землю зовут по-разному, а защищать ее идут все заодно!"

Андрейка остановился около костра. Рядом розвальни с лыжами, лодками, досками, баграми... В лодках - люди, спят по нескольку человек вместе. Так теплее. Освещенные пламенем костров торчат из лодок лапти.

Везде по дороге видел Андрейка шатры и розвальни с кадушками, с лопатами, бадьями, ломами. Даже наковальни и молоты лежали в нескольких санях. А доспехов в розвальнях видимо-невидимо. В темноте ржали лошади, поблизости от них уныло мычала скотина.

В одном месте остервенело набросились псы. Оказалось - караван с ядрами и зелейными бочками. Встрепенулась стража, зашевелились пищали и рогатины в руках.