Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- Что же ты удивляешься? Его святейшество по всему миру рассеял своих приверженцев... Разве ты не знаешь, что на земле божией идет великая борьба католических праведников с еретиками-протестантами? Его святейшество должен иметь при государях своих людей. В Ватикане давно интересуются Московским двором. Как же не иметь там своих людей?

В это время из сада в палату вернулась толпа ватиканских дворян. С ними явилось несколько красивых женщин, которые вдруг подлетели к Истоме Шевригину и, грациозно поклонившись, с любезными улыбками поднесли ему букеты цветов, назвав посла "любезным синьором Леонтием".

Шевригин поднялся с кресла, спросил:

- Благодарю... по какой причине оная честь?

Подскочив, Франческо Паллавичино услужливо перевел сказанное Шевригиным, лукаво подмигивая ему.

Мужчины и женщины весело рассмеялись; а одна из них подошла к нему и сказала, жеманно улыбаясь:

- Вы - посол знаменитого монарха... Это достаточно!

Шевригин пригласил всех сесть за стол.

Откуда-то явились музыканты с флейтами и арфами.

Началось с новою силой шумное веселье.

Вскоре глаза всех женщин были обращены в сторону Игнатия Хвостова.

- Какой красавец! - громко сказала одна из них. Это же повторили и все остальные.

Хвостов понял их слова, слегка покраснел, отвернулся.

Хмельной поп Рудольф Кленхен погрозился на женщин пальцем и сказал им тихо, вероятно, что-нибудь непотребное, ибо все женщины смущенно захихикали, закрыв лицо ладонями.

Один из дворян вскочил с места и, подняв свою чашу, громко провозгласил тост за русского великого князя.

Поднялись с места все находившиеся в палате.

Московские люди, не понимая восклицаний, которые то и дело раздавались в толпе быстро опьяневших мужчин и женщин, чувствовали себя великими грешниками. Шевригин крепился, стремясь и во хмелю в полной мере сохранять свое достоинство посла.

Чем дальше шла гульба, тем теснее льнули к московским гостям охмелевшие черноглазые женщины, и тем сдержанней становились Шевригин и его друзья. Особенно осмелели они, столпившись около Игнатия Хвостова.

- Неужели, - крикнули они попу Рудольфу, - в Московии все красавцы не умеют пользоваться близостью красоток?

- Москва - не Ватикан! - с пьяной грубостью ответил поп.

Зато Франческо Паллавичино совершенно потерял голову и куда-то исчез с одной из девиц у всех на глазах.

- С него пример не бери, - хитро улыбнувшись, сказал Шевригин. - Он итальянец.

Рудольф взял под руку Шевригина и, пошатываясь, вышел с ним в сад.

- По-русски говорят: "спасибо!" Так и я тебе скажу. Давно уж не приходилось мне веселиться. Его святейшество папа Григорий - суров... Он... не любит распутства и пьянства... Он трудился над искоренением еретичества в Европе... Ему хочется окатоличить даже домашний скот, кур и петухов. Нет таких средств, которых бы он чуждался. Варфоломеевскую ночь он праздновал, будто пасху... Во все страны он разослал своих людей. Они поднимают Ирландию против королевы Елизаветы. Они помогают испанскому Филиппу сеять смерть среди лютеран... И к вам он пошлет... обязательно пошлет иезуита... передай царю, что я говорю, а за это не забудь меня... Я бедный, одинокий... Меня некому пожалеть.

На глазах Рудольфа выступили слезы.

- Только молчи... Никому не говори моих слов о папе. Не то меня сожгут... Живьем, без всякого сожаленья... О вашем царе болтают разные страсти, но где больше ужасов, чем у нас?.. Я думаю, в аду менее строгие порядки, чем у римских первосвященников... В аду жарят на огне грешников, в Риме - праведников. Вся земля объята смутой, везде льется кровь по милости пап! Только молчи!.. Никому не говори!

Из палат Медичи неслись дикие выкрики, визг женщин, хохот, звон посуды...

Над головой в темно-синем небе светились жемчугом мириады звезд. Где-то вдали звенели струны гитар.

Шевригин тихо сказал попу Рудольфу:

- Служи нам... Батюшка государь озолотит тебя...

Поп скромно промолчал, затем, глубоко вздохнув, сказал:

- Я уже начал служить... Скажи об этом своему великому князю...

II

В палате дворца Медичи - Истома Шевригин и Игнатий. Шевригин тихо говорит, Игнатий пишет: