Своему сыну Ивану III Василий завещал не только и даже не столько окрепшее и вставшее на ноги после Смуты государство. Более важным представляется другое. С одной стороны, Иван Васильевич, в последние годы правления своего отца являвшийся фактически его соправителем, на практике освоил сложное искусство управления и принял бразды правления, будучи достаточно опытным и искушенным политиком. С другой стороны, его отец в своей духовной грамоте отписал Ивану удел, размеры которого существенно превышали доли в отцовском наследстве его братьев. Благодаря этому переход власти из рук в руки прошел гладко, без каких-либо серьезных проблем (создается впечатление, что поразившая жителей столицы своей жестокостью и тем, что она была свершена в Великий пост, показательная казнь по весне 1462 г. серпуховских детей боярских, вознамерившихся было вызволить своего князя Василия Ярославича, брошенного Василием Темным в темницу[28], была отнюдь не случайна – великий князь тем самым хотел преподать урок потенциальным заговорщикам). Все это позволило Ивану III, который первым получил прозвище Грозного, практически довести до конца дело собирания земель и укрепления власти великого князя и господаря всея Русии. Он не только прибрал к своим рукам Новгород и Тверь (не считая более мелких уделов), но и серьезно прирастил территорию своего государства на западе за счет присоединения земель на «литовской украине» в ходе двух успешных русско-литовских войн 1486–1494 и 1500–1503 гг.
Василий III, сын от второго брака Ивана с византийской принцессой Зоей-Софьей Палеолог, унаследовав от Ивана III власть (на этот раз переход был не столь прост и однозначен, как в предыдущем случае, – Иван III долго колебался, кому отдать великое княжение, сыну Василию или же внуку Дмитрию; сам же Василий, придя к власти, первым делом приказал арестовать Дмитрия, показав тем самым, что он занял московский стол всерьез и надолго), завершил формирование ядра Русского государства. Именно при нем номинальная де-юре зависимость Пскова и Рязани от Москвы была превращена в реальную, а под его высокую руку перешел Смоленск.
Процесс собирания коренных русских земель, шедший параллельно с аналогичным процессом собирания власти в руках великого князя (скорее, быть может, не столько собирания, сколько возвращения), был завершен. Теперь перед верховной властью и ее окружением встал другой вопрос – более сложный и трудный уже хотя бы потому, что как это делать, было неясно, ибо в таких масштабах эту проблему никто из русских государей прежде не решал. Вопрос этот – внутреннее обустройство Русского государства. И ведь проблема состояла не только в том, что никто не знал, как обустроить Россию наилучшим образом – здесь как будто все было ясно, ибо нет ничего лучше, чем «старина». Нет, она заключалась в том, можно ли было влить новое вино в старые мехи.
Нам, обладающим послезнанием, очевидно, что такая попытка была заранее обречена на неуспех, однако современникам тех событий так не казалось, тем более что «новизна» отнюдь не выглядела таковой не только для молчаливого большинства. Между тем, явочным порядком, неосознанно, ведомые простой логикой вещей, Иван III и Василий III своими действиями по собиранию земель и власти создавали «новины», которые медленно, постепенно прорастали через «старину», разрушая исподволь устоявшийся порядок вещей. Трудно не согласиться с мнением отечественного исследователя А.И. Алексеева, который писал, характеризуя деятельность того же Ивана III, что «на глазах изумленных современников масштабные военные и политические предприятия Ивана III меняли карту Восточной Европы» (выделено нами. –