На новых местах им давали уже не наследственные вотчины, а поместья – за службу. Расселяли по разным уездам и дворян, «детей боярских», входивших в княжеские группировки. За четыре года переселили 12 тыс. семей, и задача была в основном решена. Брату Владимиру Андреевичу царь сохранил самостоятельный удел, но «выменял» его города. Прежние владения Старицу, Верею, Алексин взял себе, а взамен дал Дмитров, Боровск и Звенигород. В материальном плане брат государя выиграл, получил города значительно больше и богаче. Но и его оторвали от тех мест, где население признавало его господином, где дворяне привыкли служить лично ему. Чрезвычайное положение не отменяло российских законов. Сохранялся суд Боярской думы – но царь определял, кого предавать ему, а кому вынести приговор самостоятельно. Сохранялись и права заступничества. Но государь оставлял за собой решение, удовлетворить просьбу или нет.
Так, по ходатайству митрополита он простил опального боярина Яковлева. А конюший Федоров-Челяднин организовал поручительство за Михаила Воротынского, талантливого полководца, но замешанного в изменах Ивана Бельского. Кстати, Курбский расписал, как царь в 1565 г. собственноручно замучил его пытками. На самом же деле он находился в ссылке на Белоозере, получал от казны очень солидное содержание. В 1566 г. Федоров-Челяднин собрал 111 поручителей, Иван Васильевич вызвал Воротынского, пригласил обедать за своим столом и решил, что его можно простить. С князя взяли дополнительную присягу не сноситься с врагами России, не переходить в Литву, к папе, императору, султану и Владимиру Старицкому (да, в тексте он упомянут наряду с чужеземными властителями). После этого вернули прежние владения и назначили на высокую должность казанского наместника.
И все-таки оппозиция не исчезла. Она лишь притихла. А новая опора, которую создал себе царь, оказалась далеко не такой надежной, как он рассчитывал. Большинство опричников были честными служаками, искренне восприняли возложенную на них великую ответственность. Но даже в ближайшем окружении Грозного снова нашлись люди, связанные с крамольниками. Алексей Басманов, его сын Федор и Афанасий Вяземский. Конечно же, это было не случайно. Ведь после падения Сильвестра и Адашева оппозиция силилась продвигать к царю новых ставленников или обрабатывала его любимцев. А Басмановы и Вяземский вошли в большую силу. Государь полностью доверял им, внимательно относился к их советам. Они руководили следствиями по жалобам и доносам. Они ведали кадрами опричников. Принимали в их ряды вовсе не безупречных – например, соучастника прошлых заговоров князя Темкина-Ростовского.
Между тем снова всколыхнулись духовные проблемы. Митрополит Афанасий был стар, не выдерживал атмосферы склок и подсиживаний. В 1566 г. он тяжело заболел и ушел в монастырь. А в церкви уже сформировалась мощная партия, проталкивавшая новгородского Пимена. С ним сомкнулись епископы Филофей Рязанский, Пафнутий Суздальский. Но царь во второй раз не допустил его избрания. Выдвинул архиепископа казанского Германа. Он был постриженником Иосифо-Волоколамского монастыря, вместе со своим отцом, старцем Филофеем, вел в 1553–1554 гг. следствие над «жидовствующими». Герман полностью поддерживал необходимость оздоровить государство, его родственники служили в опричнине. Казалось бы, самая подходящая фигура.
Но подключились вдруг Басмановы. Принялись клеветать царю на Германа. Уверяли, что он мечтает быть «новым Сильвестром». Аргументы у Басмановых и церковников были разные, но действовали они в одном направлении, Грозный засомневался и снял кандидатуру. Однако Пимену государь все равно не дал ходу! Назвал игумена Соловецкого монастыря св. Филиппа (Колычева). Он-то действительно был подвижником, квалифицированным богословом. Филипп являлся одним из ученейших людей своего времени. В архиве сохранились десятки его изобретений, которые он внедрял в своем монастыре. Это и гигантские гидротехнические сооружения с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. И механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие изготовление кваса.
Царь знал о его благочестивой жизни, учености. Кроме того, его деятельность проходила далеко от столицы, политики, борьбы церковных группировок. В этой борьбе он был заведомо «нейтральным», мог объективно разобраться, что же творится в церкви. Но… еще по дороге против св. Филиппа была организована провокация. Он был всего лишь скромным игуменом, и официально государь пригласил его только для «совета духовного», однако новгородская верхушка откуда-то знала, на какой пост его прочат! Выслала к нему делегацию, вывалила кучу жалоб и просила ходатайствовать перед царем об отмене опричнины. Почему-то подобные просьбы не передавались через своего архиепископа – находившегося в Москве. Потребовалось загрузить проезжего игумена.