Иван Грозный. Сожженная Москва

Алена уложила Петрушу спать, а сама, еще раз пройдясь по дому, присела на скамью в горнице, вздохнула и заплакала. Чего бы ей плакать? Хорошо все, но слезы бывают не только от горя или боли, они появляются и от радости, счастья. Немного успокоившись, она проверила запоры на дверях, погасила свечи и легла на скамью, прижав к себе сопящего сына. И уснула крепким сном. Впервые после мытарства у татар, в дороге кошмарные сны ей не виделись. Напротив, светлые, цветные, покойные.

В среду, как и было оговорено, мурза Басыр, получив деньги, отдал приказ своему помощнику посадить в арбы бывших невольников и под охраной отряда в тридцать верных нукеров вывести обоз за Кафу. Туда подъехал и Бордак. Поприветствовал земляков, кивнул десятникам, которые надменно отвернулись.

Дьяк Петр Агапов, закончив бумажные дела, получив купчие с подписью и печатью татарского вельможи, приехал спустя час, и тогда же обоз начал движение по бескрайним степям Крыма. Расстояние в сто пятьдесят верст с гаком прошли за четыре дня. Движение сильно тормозил обоз из шести арб, в которых находились бывшие невольники.

В солнечный воскресный день вышли к Перекопу. И там дьяк Агапов сказал старшему из татар, Камилю, куда следует идти далее. Ушли правее. Через три версты подошли к большому лагерю, и там сразу была объявлена тревога. К обозу подъехал облаченный в доспехи с саблей воин и представился Камилю, в котором безошибочно определил старшего:

– Воевода, боярин Головняк Семен Иванович.

Представился и Камиль, после чего затребовал у воеводы царскую грамоту. Заполучив ее, прочитал и, возвращая, произнес:

– Приветствую тебя, боярин!

– И тебя, воин! Доставили наших людей?

Камиль обернулся, выкрикнул:

– Дьяк!

Но тот уже подъезжал. Он знал воеводу, посему улыбнулся, приветствуя его:

– Доброго здравия, Семен Иванович!

– Доброго, Петр Петрович. Все в порядке?

– Да. Принял невольников по списку, каждого осмотрел, все, слава богу, здоровы.

– Хорошо.

Камиль протянул воеводе бумагу:

– Поставь печать, боярин, что получил товар.

В глазах Головняка заиграли стальные нотки, и он сухо проговорил:

– Люди не товар, татарин. Запомни это на всю свою, надеюсь, недолгую жизнь.

– Как же так получается, боярин, то ты мне приветствием желаешь здоровья, то смерти близкой, – неожиданно рассмеялся Камиль. – А те, кого проводили, все же товар, вы же заплатили деньги. А деньги платят либо за дела, либо за товар.

Головняк вырвал у него из руки бумагу, где было написано, что русская сторона приняла в целости и сохранности невольников по списку. Поставил печать и бросил свиток обратно татарину. Тот ловко поймал его и вздохнул:

– Ну, вот и все, мы обеспечили безопасность ваших людей в Крыму, обеспечишь ли ты ее дальше, боярин? – Затем громко засмеялся и крикнул своим нукерам: – Уходим в Перекоп, братья!

Отряд нукеров быстро развернулся и, не отягощенный обозом, ушел на запад, подняв большое облако пыли.

Дождавшись, пока пыльное облако снесет в сторону поля, ратники окружили арбы с невольниками. Искали родственников, знакомцев, земляков.

Дьяк же с воеводой отъехали в сторону.

– Не малый отряд послали из Москвы, то добре, – заметил Агапов.

– Да, – кивнул Головняк, – десяток лучников, десяток стрельцов с запасом пороха и дроби, да двадцать всадников. Все воины бывалые, не раз дравшиеся с ворогом. Погонщики сменных коней, их немного – пятеро.

– Смотрю, у тебя и телег с десяток?

– Ну, не на мулах же в арбах везти людей. Мы не татары.

– А с теми чего делать думаешь?

– Да бросим их. Найдутся, кто подберет.

– О, это так, не успеем отъехать, как налетят татары стаей шакалов. Они падки до чужого добра.

– Трапезничать-то бывшие невольники, да и ты с посланником московским, Бордаком, будете?

– Нет, отъедем верст на двадцать, там и потрапезничаем.

– Михайло! – крикнул Головняк.

Бордак знал воеводу, но не так близко, как Агапов. Подъехав, он коротко кивнул головой:

– Приветствую!

– Доброго здоровьица! А ты чего в тени держишься, тебе место с нами.

– Вы разговаривали, не хотел мешать.

– А меж тем во многом благодаря тебе мы имеем сейчас тридцать выкупленных людей русских.

– В то, боярин, многие силы приложил в первую голову боярин Нагой.

– Ладно. Значит, начинаем путь? Первый участок в двадцать верст?

– Да, – ответил дьяк.

– Тогда пересаживай людей в телеги, я выстраиваю свое войско.

Действовали быстро, всем хотелось как можно скорее покинуть этот проклятый Крым.

Вскоре обоз пошел по тракту на север.

Впереди пять всадников, за ними лучники, две телеги со стрельцами, что имели на вооружении пищали и бердыши, там же, в телегах, запас пороха и дроби. Следом еще пять телег с бывшими невольниками, телеги для отдыха ратников, позади оставшиеся от десятка всадники.

Головняк, Агапов и Бордак держались середины, между стрельцами и бывшими невольниками, обоз растянулся на внушительное расстояние, рядом погонщики гнали табун в тридцать коней.

Бордак все время оборачивался. Заметив это, Головняк спросил:

– Ты чего, Михайло?