Иван Грозный. Сожженная Москва

Необыкновенную легкость в теле испытывал он и огромную нежность к той, которая подарила ему эту волшебную ночь, подарила себя.

После утренней молитвы и трапезы на подворье пришли Герасим и Марфа.

Женщины уединились в доме, мужчины остались во дворе.

– Треба, Михайло, зерно закупить, покуда цена хорошая держится, – присев на скамью, заговорил Герасим. – Да и вообще припасы, осень-то пройдет быстро, зима холодами лютыми налетит, провизию купить трудно станет. Переметет тракты, встанет торговля.

– Вот и займись этим.

– Деньга нужна.

– Деньгу дам, сколь надо, ты проехай по торговцам, приценись, закажи что треба, с оплатой задержки не будет.

– Может, вместе, Михайло? А то закажу али выберу что не то.

– Первый год, что ли?

– Ране только для тебя, да и то в количестве малом. Ныне же у тебя семья.

– Да, семья, – улыбнулся Бордак. – Ты ведаешь, Герасим, у меня была семья, и я любил ее, но… наши отношения с Аленой – это совсем другое. Я… не нахожу слов.

– И не надо, Михайло. Коли любишь, то слова излишни.

– Да.

– Ну, я поехал?

– Езжай.

Герасим уехал. Бордак, составив отчет, ждал гонца царя, но тот не появился. Ни в этот день, ни во вторник, ни в среду. Отчет же забрал тот вельможа, что провожал на потайной дворик.

И только в четверг, когда Михайло с Аленой в тени березы обсуждали сроки помолвки, а Герасим по обыкновению занимался хозяйством, к воротам подъехал всадник.

Первым его увидел работник и тут же крикнул Бордаку:

– Похоже, к нам опричник!

Гонец постучал плетью по воротам, и Герасим открыл калитку:

– Чего тебе, добрый человек?

– Ты боярин Бордак?

– Боярин? Бордак? Нет, я его работник.

– Кликни боярина, коли дома.

– Да какой боярин? Бордак – служивый человек, это да, но не вельможа.

Из-за спины Герасима вышел Михайло:

– Погодь, Герасим, приветствую тебя, воин! – и бросил взгляд на его левую руку. Большого пальца не было. – Гордей?

– Он самый.

– Заезжай!

Бордак кивнул Герасиму, тот открыл створку ворот.

Царский гонец завел во двор породистого молодого коня, спрыгнул с него. Осмотрелся. Потом глянул на Герасима и коротко бросил:

– Уйди, ты лишний!

Герасим отошел к конюшне в некотором недоумении.

Бордак указал на скамью:

– Присядь воин. Квасу хочешь?

– Выпью, нынче душно после дождя.

Марфа принесла квасу. Гонец выпил, вернул кружку и заговорил:

– Теперь слушай, боярин. Государь смотрел твой отчет и повелел тебе встретиться с княжичем Василием Игнатьевичем Парфеновым.

– Погодь, воин, это не сын ли известного и знатного князя Игната Ивановича, государю и трону верой и правдой служившего?

– Его сын.

– А что сам Игнат Иванович? Давненько его на Москве не было видно.

– Он все боле в вотчине своей. Тут княжич на подворье проживает. Подворье Парфеновых ведаешь где?

– Ведаю, недалеко отсюда. Но пошто с княжичем встречаться?

– То повеление государя. Княжич все объяснит.

– Что по отчету решил государь, окромя этой встречи ведаешь?

– То не мое дело.

– Понятно. Когда мне треба встретиться с Василием Игнатьевичем?

– Ныне.

– Прямо сейчас, после полудня или вечером?

– Княжич все время дома. Когда поедешь, тогда поедешь. И еще… – Гонец достал свиток. – Это тебе документ, закрепляющий за тобой чин боярина, а тако же учреждающий, какую вотчину ты получаешь по чину. Там же царская охранная грамота. Что это такое, ты ведаешь хорошо.

– Ведаю.

– И вот это, – протянул Бордаку мошну гонец. – Здесь сто рублей. Считай, дабы опосля кривотолков не было.

– Я верю тебе!

– Считай, боярин!

– А я смотрю, ты не из простолюдинов будешь?

– Мой отец – стрелецкий сотник, из служивых, дворянин.

– То заметно.

– Ты деньгу считай, боярин.

Бордаку пришлось идти в дом, чтобы пересчитать обозначенную государем сумму.

– Все верно. Посчитал, – сказал он, вернувшись к гонцу.

– То добре.

– Ты сейчас на опричный двор?

– А что? Тебе до этого какое дело?

– Коли на двор, то поедешь мимо подворья Парфеновых, предупредил бы княжича, что опосля обеденной молитвы и трапезы приеду.

– Предупрежу.

– Благодарствую.

– Не на чем.

Опричник поднялся, бросил строгий взгляд по сторонам, отвязал коня. Герасим тут же кинулся открывать створку ворот, и он уехал.

– Ух, напужал ратник опричный, – закрыв ворота, вытер пот со лба Герасим.

– Да, вид у него грозный. Но так и должно быть. Наводить страх на лиходеев и изменников государевых.

– Так-то оно так, но как бы невинных не сделали изменниками.

– Государь мудр, того не допустит. А тех, кто супротив Руси идет, не жалко.

– Послухай, Михайло, а чего это опричник спросил, я ли боярин Бордак?

– Он не знает меня.

– Я не о том. Пошто боярин?

– По то, Герасим, что царь пожаловал меня чином боярина, – улыбнулся Бордак.

– Да ты что?!

– На, гляди грамоту.

Герасим умел читать, прочитав, воскликнул:

– Ну и дела! Теперь у тебя и вотчина своя будет?

– Уже все есть, что должно боярину.

– А Алена, значится, опосля свадьбы боярыней станет?

– Да.

– Ну, тогда я твой первый холоп.

– Ты – мой друг.

– Э-э, Михайло, у бояр друзья среди своих, равных по положению.

– Так это у других, у меня по-своему.

– Алена-то ведает?

– Покуда нет.

– Обрадуется.

– Боюсь, как бы не напротив.

– С чего бы так?