Иван Грозный. Сожженная Москва

Когда солнце поднялось довольно высоко, а день выдался солнечным, хоть и прохладным, дружина двинулась вперед. Пройдя запланированные семьдесят верст, вошли в лес недалеко от болот и других селений, в одном из которых головной дозор узрел постоялый двор. Конечно, на дворе обустроиться удобней, однако скрытность передвижения не позволяла этого. Ратники Огнева выбрали елань, где и разбили лагерь, быстро соорудив шалаши из опавших уже ветвей кустов и деревьев, сверху набросили накидки на случай дождя.

Отдыхали до рассвета. Как просветлелось вокруг, Бордак дал ратникам команду приводить себя в порядок, готовить трапезу. После собрал десятников. Определили маршрут перемещения на второй день. Помолились, потрапезничали и двинулись дале.

На восьмой день поутру вышли к Оке. Надо было переправляться. Стали рубить деревья, вязать плоты. Река в этом месте была широкой, но не быстрой, берега пологие. С Божьей помощью переправились, вошли в лес.

Объявив ратникам привал, Бордак вызвал к себе десятника Рубача, с коим уже доводилось вместе встречать ворога.

– Дай, Фома, своим людям отдохнуть недолго, – повелел воевода, – после отправь троих ратников вот сюда. – Он развернул карту, указал на место, обозначенное как село Варное: – Это конечный пункт перехода. Ратникам след подойти к селу, затем одному из них с грамотой, что я передам тебе, без оружия и доспехов зайти в село к старосте. Чужака могут принять враждебно, пусть посланник твой не обращает внимания на обиды и заявляет, что он воин сторожевой дружины Москвы. То вызовет удивление, что сменит грубость и враждебность. Старосте покажет грамоту и приведет его сюда в лес.

– А коли испугается староста и не поедет?

– Грамоту прочтет, испугается, но поверит и приедет. Тут и поговорим, узнаем, что и как на селе. Тут же решим, входить в Варное или разбить лагерь в лесу. Ты понял меня?

– Понял, дозволь самому к старосте поехать?

– Пошто так, Фома? – удивился Бордак.

– Надежней будет. Опричники у меня народ горячий, обид могут не стерпеть и вместо передачи грамоты устроить сшибку. Безоружному тут же придут на помощь вооруженные посланцы и все дело испортят.

– А ты предупредить воинов не можешь?

– Могу, но надежней самому. Да и поглядеть я хочу, что за село, можно ли обороняться в нем, какие есть укрепления и есть ли вообще, сколько лодок на реке…

– Не продолжай, – остановил десятника Бордак. – Бери двух человек и езжай в Варное сам. Вот тебе грамота царская. Береги ее. Одна она у нас.

– Там, как воевода, ты прописан, – прочитав грамоту, заметил Фома.

– Вот и молвишь старосте, что воевода дружины приглашает его на разговор серьезный. Выезжать из села, не особо привлекая внимание. Если народ будет спрашивать старосту, куда и с кем едет, пусть молвит что угодно, но не выдает дружины. Если решим войти в село, люди узнают, кто мы и зачем здесь, и примут приветливо.

– Добро, воевода!

После непродолжительного отдыха Фома Рубач с двумя опричниками скрылся за кустами и деревьями осеннего леса.

Не успело солнце перевалить зенит, малый отряд вернулся. С опричниками пришел добротный мужик лет сорока с окладистой бородой, в дорогой одеже и сапогах, что для села являлось редкостью.

Фома подвел мужика к Бордаку и Парфенову, доложился:

– Вот, воеводы, староста села Варное Семен Васильевич Коростыль.

– Доброго здравия вам, воеводы царской дружины, – сняв шапку, поклонился староста. – Вы позвали меня, я пришел.

– Я – воевода, зови Михайло Лексеичем, со мной помощник – княжич Парфенов Василий Игнатьевич, – представился Бордак.

Староста вновь поклонился. Так близко боярина и княжича, да еще московских, коим передал грамоту сам государь, Коростыль видел впервые. Было заметно – боится.

– Да не смущайся так, Семен Васильевич, – похлопал его по плечу Михайло. – Мы не те вельможи, что в Думах заседают, мы все боле по ратному делу. Пойдем-ка в мой шалаш, а то тучи сгущаются, как бы дождь не пошел.

Для Бордака опричники поставили большой шалаш, по виду напоминавший шатер. Закрытый отдельным пологом и накидками, он защищал и от ветра, и от дождя.

В шалаше сели на самодельные лавки за стол.

– Желаешь знать, пошто московская дружина прибыла к селу? – заговорил Бордак.

– Хотелось бы, – кивнул седой головой староста.

– Государь получил известия о том, что вдоль засечной черты по Оке появились отряды крымчаков. Так ли это?

Староста оживился. В нем жили страхи перед опричниками, о которых московские бояре распускали самые невероятные слухи, и он облегченно вздохнул, поняв, что худа от них ждать не приходится.

– Было такое дело и у нас, боярин. К селу татары не подходили, а в лесу мелькали, а тако же на реке, и выше по течению, и ниже, ближе к Мурому. Видать, выискивали места для переправы, а может, и переправились. Им что, они то делают шустро, раздеваются, вещи на коня, ухватятся за гриву, и пошли, да лихо так переправляются.

– Даже ночью, когда вода холодная?

– Им все нипочем. Но скажу сразу, сам я того не видел.

– В лесу много крымчаков было замечено?