Читаем Иван Калита полностью

А Днепр в это время особенно могуч. Быстро катятся его грязно-серые волны, легко унося чайки. Тают в пелене тумана заросшие обрывистые берега. Пока не видно круглых татарских голов. Бог даст, пронесёт.

Приближение моря казаки почувствовали по трудно уловимой солоноватости воздуха. И вот чайки вырываются на простор. Только слева еле видна узкая полоска земли. Это — Крым. А всё остальное — безбрежное море. Оно пугает молодых казаков. Но они, поглядывая на тех, кто не впервые пересекает его, стараются не выдавать своего волнения.

Хоть Андрей был «обветрен» морем, но всё равно сердце сжимается: «Боже, спаси!» Но море пока спокойное. Лёгкий ветерок приносит прохладу. Такие же лёгкие волны режут остроносые чайки, слегка их покачивая.

Проходит день, другой... Кажется, жизнь здесь остановилась и ничего другого она преподнести не может.

Всё бы ничего, да что-то старые, бывалые казаки заволновались, подозрительно посматривая на небо. Невесть откуда появлялись облака. Усиливался ветерок, прибавлялась волна. Тревожно закричали чайки, спешно куда-то улетая. Даже новичок понимал, что что-то надвигалось.

С кошевой чайки казак подал сигнал: «Проверить крепление груза». Батьки ещё раз досматривают крепёж. Кое-где поправляют. А ветер всё крепчал, нагоняя на небо марь. Ну, держись, казак! Волны потяжелели. Удары их стали хлеще. Бросают сильнее. И вот уж казацкие чайки то взбирались на гребень, то летели вниз, точно в бездну.

Настала пора, когда волны добрались до самих казаков: мочат шаровары, ласкают усы, а порой накрывают их с головой. Тут уж бросай весло, сдирай папахи да черпай быстро воду, чтобы не пойти на дно. И держись, казак, чтоб не смыло тебя за борт. Строй похода нарушился. Волны растаскивали челны с завидной лёгкостью. Стали доноситься отчаянные крики.

Пока на чайке Андрея вроде всё держалось. Но... это пока. Мало опытных казаков. Зорко посматривал атаман, успевая со всеми черпать воду. Держись, казак, крепче ногами за сиделец. Но вдруг кому-то понадобилось приподняться. Что ты сделал, казак? Волна, точно хищник, подкарауливающий жертву, напала на него, подхватила и понесла в свои объятия. Бог мой! Да это же Захар!

Не успел никто опомниться, как атаман, сбросив одежду, сверкнул белым жилистым телом.

— Атаман! Куда ты?

Несколько взмахов, и Андрей около барахтающегося Захара. Схватив казака за волосы, он с усилием потащил его к плясавшему челну.

— Принимай, казаки!

Они хватают парня за протянутые руки. Но что с атаманом? Куда он делся? И тут все увидели, что на его месте пляшет обломок чьей-то мачты!

— Атаман!!! — несётся над бушующим морем.

Но не слышно, не видно его. Тут ведь недолго и всем погибнуть. Казаки схватились за вёсла.

Удар пришёлся по голове. Последний миг, который Андрей помнил, это когда Захара втягивали в чайку. Очередная волна, обрушившаяся на казака, привела его в чувство. Вынырнув, он лихорадочно искал своих. «Но где, где лодия? Не видать! Не уж... бросили? Или...» Напрягая силы, атаман боролся с волной. И вдруг его рука ударилась обо что-то твёрдое. Забывая про боль, он обхватил какой-то обломок, похожий на бревно. Не он ли грохнул его по голове? Всё может быть. Обняв обломок, Андрей прижался к нему грудью.

— Помоги, Пресвятая Богородица! — шептали его губы.

Обломок хорошо держал казака на воде. Когда накрывала волна, он, пытаясь вырваться из её крепких объятий, как поплавок, с усилием тянул ношу наверх. Андрей готов был целовать обломок.

Но всё на земле имеет начало и конец. Кончилась и буря. Море утихло и легко покачивало казака на волне. «Куда плыть? Где берег?» — волновался Андрей. Небо очистилось. На нём как ни в чём не бывало сверкали звёзды. Серп луны, прокладывая по спокойной глади серебряную дорожку, с интересом поглядывал с высоты.

— Будь что будет, а будет, что Бог даст! — прошептал Андрей, поглаживая своего спасителя.

Он надеялся, что казаки его не бросят, а будут искать. Но проходил день, второй... Без еды, без воды Андрей чувствовал, что теряет силы. Всё чаще и чаще ему приходило на память его детство. Праздники с обильной едой...


Он очнулся от каких-то голосов. Первым его желанием было ощупать, где его спасительное бревно.

— Живой! — донёсся, словно с высоты, до него чей-то голос.

Но это была не русская речь, а тот язык, которому его старательно учил Курбат.

— Что будем делать? — пробасил другой.

До сознания Андрея дошло, что тут не один человек. И он не в море, а на земле. Он даже этому не поверил! Опять бред с детскими воспоминаниями. Но нет, всем своим существом он ощутил, что кто-то над ним стоит Андрей открыл глаза и увидел.

что его окружили какие-то странные вооружённые всадники.

— Давайте отведём его на рынок и продадим. За него много дадут. Смотрите, он молод и здоров. Деньги поделим. А?

— Надо узнать, кто он такой, — солидно заметил бородатый, с животиком, всадник.

— Да чё узнавать, — ершился молодой, — по обличию — русский!

— Русский? — кто-то из них даже спрыгнул с лошади и осторожно подошёл к нему.

— Эй, ти, скази, кто ти, руський? — спросил он, шевеля парня носком сапога. Андрей ответил по-турецки:

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее