Читаем Иван Калита полностью

— Митяй, я вижу, как наш атаман переживает. Надо что-то придумать, чтобы увести от тяжёлых мыслей.

Митяй улыбнулся:

— Он не баба, а казак.

— Казак тоже человек, — запротестовал Роберт и предложил пойти в кабак.

— Ты прав, — согласился Митяй и махнул Захару рукой.

Втроём они подошли к Андрею:

— Атаман, — сказал Митяй, — хватить слюни распущать. Пошли в кабак, трошки развеемся. Да и с казаками посидим. Узнаем, чё к чему.

Наверное, последний довод сыграл главную роль. Андрей поднялся.

— Пошли.

В кабаке шёл «дым коромыслом». Прибывшие с похода казаки щедро угощали. Видать, они успели что-то рассказать, потому что вошедшего Андрея встречали как героя. Устроили ему и его друзьям почётное место в центре.

— Ну, рассказывайте! — потребовали казаки.

И пошёл долгий рассказ о ласковых и бурных морях, захвативших в свои объятия не одного казака. Их тут же помянули. Зашла очередь и о жарком южном солнце, о городе с каменными домами и узкими кривыми улицами, о богатом бейском дворце... Особенно все были в восторге от рассказа Митяя, как их атаман ходил в разведку.

— Здорово придумал! — в восторге заорали казаки.

— Не я, — сказал Андрей, — ён! — и показал на Роберта.

— А ты блестяще исполнил. Это гораздо труднее, — заявил Роберт.

Раздались голоса:

— Роберт — казак?

Кто-то крикнул:

— Казак!

— Нет, — вставил Роберт, — меня ещё не приняли.

— Так мы щас, — заорали казаки. — В Бога веруешь?

— Верую!

— И в Богородицу веруешь?

— Верую!

— А ну перекрестись!

Роберт крестится. Не то свечи тускло светили, не то вино слепило глаза, но не заметили они, что крестился он не справа налево, а наоборот А может, не придали значения. Главное: в Бога верует и признает Богородицу.

— А как он в бою был? — несётся чей-то дотошный голос.

— Как абрек!

— Казак! — орёт кабатчина.

Поднимаются чарки за принятого казака.

Дошла очередь в рассказе и о днепровском кошевом и его подвиге. Его помянули. Вспомнили и своего атамана, его героический поступок. Помянули и его. И тут казаков словно прорвало:

— Предали его! Предали! — раздались полупьяные голоса.

— Как предали? Кто был отладчиком? — поднялся Андрей.

И тут наступила тишина. Страшное это слово у казаков. Оно требует доказательств. Но где они? Атак брякать языком — и головы лишишься. У казачества с этим пощады нет. Нечего напраслину возводить! О чём-то догадывался Андрей, но расспрашивать пока не стал. Нарушил он эту гнетущую тишину, начав рассказ о гибели Саввы. И этого казака помянули. Потом вспоминали своих...

Несколько кабацких дней сгладили в душе Андрея боль потери, но не стёрли её из его сердца. И он поклялся себе, что всё узнает. Казаки говорят: если гора не идёть к казаку, казак идёть к горе. Пришёл всё же атаман к Андрею в курень. Зашёл, усмехнулся, а потом:

— Здорово, казак.

— Здорово!

— Гляжу, — атаман подошёл к лежаку, рукоятью нагайки поправил шкуру и сел напротив Андрея, — загордился ты, есаул, всё мимо проходишь. Чевой-то не заходишь?

Андрей окинул его с головы до ног. Лицо у того округлилось. Появился второй подбородок. Да и одет хоть по-казацки, но тщательно. Всё шито из дорогого материала.

— Да всё никак со временем не управлюсь. Только думаю зайти, а тута казаки зовут в кабак. Не пойдёшь, скажут, нос задирашь...

— Скажуть. — Хист улыбнулся, потом спросил тоном, как будто его это и не интересует: — Как дуван?

— Казаки довольны, — односложно ответил Андрей.

— Ну и хорошо, — Хист поднялся, — заходи.

— Зайду. Подожди, Хист — поднялся и Андрей, — скажи, как погиб Семён?

Лицо Хиста мгновенно изменилось. Только что светившееся на нём самодовольство улетучилось. Андрею даже показалось, что он впал в замешательство. Но быстро нашёлся.

— Сам виноват — он ударил плетью по сапогу, — меня не дождался. Казаков до коша отправил. Героем стать... захотел.

— Во как, — Андрей посмотрел на атамана.

Хист отвёл взгляд в сторону.

— Да, жаль, конечно. Но что делать. Каждого казака его ждёть. Ты чё думашь делать? — спросил он, взглянув на Андрея.

— Да мыслю к рязанским казакам съездить, как-никак я устраивал их.

Глаза Хиста сузились:

— Ты покель не наказной...

— Казак — птица вольная, — ответил Андрей и, взяв бешмет, надел его.

Хист понял, что Андрей закончил встречу, и направился к двери. С порога обернулся и спросил:

— Откелева твой новый друзек?

У Андрея не было времени расспросить Роберта о его прошлой жизни. То сражение на суше, то на море. Битва с пиратами, которые позарились на их богатство. Жизнь в Болгарии тоже была несладкой. Там им разрешили жить с условием, что они помогут отбить нападение то венгров, то чехов. Одним словом, только успевай оглядываться. Что было ответить атаману?

— Он христианин, — сказал Андрей, надевая шапку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее