Читаем Иван Калита полностью

Дома приказал замесить тесто и испёк лично два больших каравая. Насыпав в кисет золотишка, взял караваи под мышки и, расспросив слугу, куда кинули казаков, пошёл к тому шатру. Его встретил грозный татарский начальник. Хотел было прогнать русскую собаку, да узнал в нём купца, которого уважали многие татарские ханы. «Ещё скандала не оберёшься», — подумал он и спросил:

— Что те надо, купец?

— Ничего, всемогущий. Держи! — и подал кисет.

Заглянул тот в него, и его широкое лицо расплылось в улыбке.

— Слушаю, — сказал он.

— Дозволь, всемогущий, наших русских хлебом напоследок угостить.

Татарин понял, кого он имел в виду.

— Пусть поедят. Они, конечно, заслужили, чтобы их бросить в яму. Пущай тама ждут, что Великий решит. Но всё же, — купец с жалким видом замялся, — всё же они земляки. Смилуйся, всемогущий. Один из них когда-то мне жизнь спас, пусть поедят перед смертью.

— Ладно, — великодушно согласился татарин, — пошли!

Подойдя к шатру, остановился и, подозрительно посмотрев, спросил:

— Больше ничего нет?

Купец приподнял караваи:

— Обыщи.

— Ладно, — и что-то сказал по-татарски.

Купец вошёл в шатёр. Там было темно.

— Эй, — высунул он голову, — посвети.

Татарин взял факел у одного из стражи и подал его купцу. Недоставало, чтобы он служил этой русской собаке.

Брошенные в яму друзья гадали: за что им такая участь? Но не могли понять. И всех мучил вопрос: «Чё делать? Как отсель выбраться?» Пока они раздумывали, яма вдруг осветилась. И сверху послышался странный голос, похожий на причитания бабок-плакальщиц:

— Что же вы, родимые, наделали? Да кого вы спрашивали? Его новый хан бросил в яму. Так ему и надо. А то, ишь, трона захотел! А вы покушайте, покушайте. Охрана у выхода толпится. Мня пропустила. А тот преступник сидит рядом. Там тоже много охраны у входа. Так ему и надо.

Не успел голос стихнуть, как послышался другой:

— Хватит. Уходи!

— Ладно, ладно! Иду. Держите, — и он бросил казакам караваи.

Есть друзьям хотелось. Поймав хлеб, они тут же его разломили. Но что это там? Жаль, свету нет.

— Друзеки! — обрадовался Андрей, — «кошка» с верёвкой!

— Тише ты! — зашептал Митяй.

— И вправду, радость надо умерить, — согласился Андрей.

— А у меня нож! — прошептал Захар.

Друзья оживились.

— А он нас ещё и предупредил, — сказал Андрей, распутывая верёвку.

— О чём? — спросил Роберт.

— Да о том, что стража только у входа!

— А щас день или ночь? — спросил Захар.

— Узнаем, — сказал Андрей и заорал: — Воды! Воды!

В яме на мгновение чуть просветлело, а потом факел осветил её. Сверху раздался грозный голос:

— Будете орать, глотки перережем!

И вновь наступила темень.

— Вот татарва недорезанная! — ругнулся Митяй и добавил. — Ещё светло.

— Да, — подтвердил Андрей, — ещё светло. Потерпим!

— Наш-то царевич тожить в яме! — удивился Захар.

— Да, где-то рядом, — ответил Андрей.

— Найдём! — уверенно сказал Митяй.

Время тянулось томительно долго.

— Пора? — спрашивал кто-то из друзей.

— Нет, потерпим, — решил Андрей.

Хотя самому не терпелось скорее подняться наверх. Он понял, что надо будет ещё освободить царевича. Так подсказывал им тот добровольный спаситель.

— Пора! — наконец произнёс Андрей и попросил: — Помоги, Пресвятая Богородица, — и перекрестился.

Перекрестились и друзеки.

«Кошка» зацепилась только после третьего броска. С ножом в зубах Андрей поднялся наверх. Осторожно, на ощупь стал обследовать стену шатра. Вот и выход. Слышно похрапывание. Чуть приоткрыв, он увидел, что на дворе ночь. Ползком он добрался до противоположной стороны и убрал деревянные распоры. Нож сделал своё дело. Выход был готов. Опять осторожно вернулся к яме и шепнул:

— Поднимайтесь.

Вскоре друзья оказались наверху. Ползком выбрались наружу. Богородица была на их стороне, покрыв небо спасительными тучами. Не успели они отползти и десяток шагов, как услышали чей-то шёпот:

— Сюды, ко мне.

Они поползли на голос. В темноте узнать человека было невозможно. Но что им оставалось делать: только слушаться его.

— Надоть вытащить царевича, — прошептал тот же голос, — без него вы пропадёте.

— А где он? — тихо спросил Андрей.

— Пошли! — человек приподнялся и, согнувшись, пошёл вперёд.

Вскоре увидели перед собой тёмный силуэт шатра.

— Здеся! — пояснил тот и спросил: — А верёвку-то взяли?

— Нет, — растерянно ответил Захар, последним поднимавшийся из ямы.

— Чё делать? — заволновался незнакомец.

— Я схожу за ней, — ответил Захар, чувствуя свою вину, и решительно направился назад.

Вернулся Захар быстро.

— Держи! — и подал её Андрею.

— Они там спят, я им дал арзы с порошком, — сказал незнакомец и тихонько засмеялся.

Андрей быстро сделал проход в шатре и с верёвкой пролез туда.

— Эй, — тихо позвал он сверху, — Чанибек. Я Андрей. Помнишь?

Как не помнить! Царевич в яме прощался с жизнью. И невольно она пробежала перед ним. Вспомнил, как оказался в плену у казаков, как те с почётом проводили его. Чужие люди, а не лишили жизни, а тут свой, брат... Дальше ему не хотелось думать. Но зло поднималось в его груди. Как с ним обошлись! Хуже, чем с собакой. Схватили, поволокли, бросили... И он скрипел зубами.

— Ты? Андрей?

— Я! Я! Лови верёвку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее