Читаем Иван Кондарев полностью

Кондарев положил бинокль и снизил прицел метров на сто. Он стрелял короткими очередями по окопчикам солдат и чувствовал давно забытый запах сгоревшего пороха. Что-то коротко просвистело у него над головой. Вторая пуля ударилась совсем близко, с мягким, глухим звуком, словно сапог шлепнул по густой грязи. Пулемет на путях стрелял непрестанно, словно торопился поскорее израсходовать все патроны. Пули поднимали фонтанчики пыли перед окопами солдат.

— Низко бьют, — сказал помощник. — Если наши сумеют зайти с фланга…

Он не досказал, потому что пулемет дал осечку. Кондарев дернул затвор, отстрелянная гильза вышла, и пулемет заработал снова. Но пока они заправляли ленту, пулемет на линии замолк, а стрельба солдат усилилась.

Кондарев выругал фельдфебеля, который так расточительно стрелял. Но минут через десять пулемет внизу застрочил снова, теперь уже с частыми паузами.

Наведя бинокль снова на полустанок, Кондарев увидел, как перебежавший платформу офицер исчез за низкой оградой. Следом за ним начали перебегать и солдаты, они бежали по небольшой низинке, где торчало одинокое дерево. «Если сейчас пойти в атаку, их можно захватить!» — подумал он. Но повстанцы медлили. Лежа неподалеку от линии, они стреляли впустую, не видя убегающих солдат. Он проследил за ними и понял, что солдаты отступают к вокзалу. Отсутствие сплошной линии фронта между вокзалом и полустанком и пересеченная местность за железнодорожным полотном давали им такую возможность.

Повстанцы, наблюдавшие с высотки за ходом боя, не дожидаясь приказа, бросились с криком «ура» вниз по голому склону. Сотни людей бежали к полустанку, стрел я — ли, размахивали кольями и волнами разливались по долине.

Помощник вдруг громко вскрикнул, вскочил на ноги и показал рукой вдаль. Из Симановского леса вышел отряд вооруженных крестьян, развернулся и стал спускаться по голому каменистому склону. Кондарев увидел и повозки, которые поднимали пыль на дороге. Через минуту из леса выползла громадная гусеница, какой-то миг оставалась неподвижной, потом распрямилась и поползла книзу. Это шли повстанцы из сел Горни-Извор, Босево, Равни-Рыт, Гайдари и Выглевцы; казалось, из синих недр Балкан вытекал этот народный поток…

Высокий пулеметчик размахивал длинными руками, кричал и подпрыгивал, как журавль.

Кондарев приказал ему погрузить пулемет в пролетку и побежал к лошади…

26

Из фруктового сада с поломанными ветками, позади которого была нагретая полуденным солнцем, исклеванная пулями стена дома, Ванчовский видел не только казармы, их двор и плац, но и то, что происходило гораздо дальше — к югу и западу от города. Он наблюдал за боем, видел прибывающих вовремя крестьян, и в сердце его вспыхнула надежда. Воображение рисовало конец борьбы — они обойдут казармы, и сопротивление гарнизона будет сломлено. Он наблюдал в бинокль за наступающими повстанцами, прислушивался к усиливающейся стрельбе на востоке и думал: «И на вокзале ударим солдатам в спину. До сумерек покончим».

Утром, в перестрелке, двух человек из отряда ранили и одного — самого молодого бойца — убили. Пуля попала ему в грудь, и он скончался на руках у Ванчовского, хрипя и сплевывая алую кровь. Тело его положили в прихожей какого-то дома и накрыли простыней.

Отразив попытки военных войти в город, отряд продолжал укрываться в ямах и фруктовых садах. С пяти часов утра казармы молчали. Лишь изредка оттуда раздавался выстрел солдатского карабина или пулемет внезапно давал очередь, как на учениях, и эхо, ударяясь о стены, повторяло выстрелы звучным баритоном. Бойцы часто забегали во дворы попить воды из колодца или чешмы, некоторые засиживались в прохладе опустевших домов. Во дворах надрывно лаяли собаки, где-то неподалеку блеяли запертые в сарае овцы, в одном из ближних домов какая-то женщина причитала над убитой шальной пулей старушкой. Сентябрьское солнце припекало, как в августе, день был безветренный и знойный. На деревьях краснели яблоки, из подвалов доносился плач детей. Напротив, по другую сторону пустыря, белели казармы, казалось, они обезлюдели, только у колючей проволоки время от времени тускло поблескивала каска притаившегося солдата или сверкал штык. Из раскрытых окон, у которых караулили офицеры, хищно высовывались стволы пулеметов. В нижнем этаже все окна были заложены одеялами и подушками.

Окруженный своими людьми, нетерпеливо допытывавшимися, что происходит на полустанке, Ванчовский заметил в бинокль черную гриву дневного поезда, услышал свисток паровоза и тут же сказал себе: раз поезд идет по расписанию, нигде больше восстания не произошло. Старые сомнения вернулись, и его охватила тревога. Он набросал записку, положив листок бумаги себе на колено, и отправил ее с одним из своих бойцов к К он да реву в околийское управление. Сам же продолжал наблюдать за тем, что происходит на полустанке. Его опытный слух уловил, что и к востоку от города идет сражение. Никто не сообщил ему об эскадроне — с девяти часов утра, с той поры, как Кондарев забрал у него пулемет, он не поддерживал связи с революционным комитетом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза