Иван Крылов

«Здесь придётся коснуться тонких материй. Дело в том, что единицы могут вести стрекозиную жизнь. Не каждый легкомысленный человек сможет. Многие скатываются по наклонной и не поднимаются. Единицы лавируют в мутных водах как рыбки и выходят оттуда сухими. Такой у них дар, что ли.

Подобные персонажи хорошо описала Саган. Например, героиня романа “Сигнал к капитуляции”. Делает что хочет, встречается с кем хочет. Прежний “муж” согласен принять её даже с чужим ребёнком, только быть с ней. Почему?

Дело в том, что у Стрекоз есть редкие черты характера. Скорее всего, это врождённое обаяние и лёгкость. За нахождение рядом с таким человеком другие согласны платить (!) Временем, и даже напрямую – деньгами. Хотела написать “вникать в его проблемы” и споткнулась на этих словах. Потому что проблем у Стрекоз нет. Ну вот вообще – нет. И это ещё одно их преимущество. Не сказать, что они хорошие люди и достойные члены общества. Но это их не волнует. Вот и Моэм подтверждает мою догадку:

“Он был на редкость остроумным собеседником, и хотя вы знали, что он полная никчёмность, это не мешало вам получать большое удовольствие от его общества. Его отличали бодрость, неугасимая весёлость и невероятное обаяние.

Я нисколько не досадовал на поборы, которые он регулярно брал с меня для удовлетворения насущных потребностей. Всякий раз, когда я отсчитывал ему пятьдесят фунтов, у меня возникало ощущение, что я у него в долгу. Том Рэмси знал всех, и все знали Тома Рэмси. Одобрить его образ жизни вы не могли, но всё равно он вам нравился”.

Поэтому Стрекозой стать нельзя. Нельзя этому научиться, нельзя подражать Стрекозе. И лучше наблюдать за такими со стороны. Не попадать в их сети.

Думаю, в чистом виде такой типаж редок. Большинство скорее Муравьи или гибриды в ту или иную сторону. Муравей, решивший поиграть в Стрекозу, потерпит неизбежный крах. Вот ведь в чём дело».

Безусловно, можно глянуть на рассказ Моэма как на игру ума, при которой во внешне похожих характерах обнаруживаются очень разные повороты и мотивы поведения. Им даже находятся психологические обоснования. Конечно, разновекторное прочтение басни, которое позволяет взглянуть на басню и так и эдак, с одной стороны – замечательно и оригинально, с другой – очевидный нонсенс. Ведь в соответствии с особенностью жанра мораль басни должна чётко определять, что такое хорошо и что такое плохо без всяких двусмысленностей.

Я так думал, но однажды случай столкнул меня с примером обратного свойства. Рассказали о нём преподаватели Саратовского государственного университета. В годы войны филфак Ленинградского университета был эвакуирован в Саратов. Среди временно поменявших берега Невы на берега Волги был известный литературовед Г. А. Гуковский с дочерью. В ту пору дочь, сегодня знакомая многим как филолог, педагог и писатель Наталья Григорьевна Долинина, работала в школе. И вот однажды Наталья Григорьевна приходит на кафедру к отцу, доктору филологических наук, специалисту по русской литературе XVIII–XIX веков, за помощью, обескураженная и с вопросом: что ей делать, как ей быть?