Иван Саввич Никитин

хороших».

Прилежный и послушный был ученик. Лишь иногда мелькают настораживающие

строчки: «Нотное пение не умеет», «Церковный устав не знает».

Почти двадцать лет спустя после окончания училища в 1839 г: Никитин напишет о

бурсе-мачехе:

Ах, прости, святой угодник! Захватила злоба дух: Хвалят бурсу, хвалят вслух;

Мирянин — попов поклонник, Чтитель рясы и бород — Мертвой школе гимн поет. Ох,

знаком я с этой школой! В ней не видно перемен: Та ж наука — остов голый, Пахнет

ладаном от стен.

В заключении стихотворения (оно смогло появиться в печати лишь полвека спустя

после написания) выражена надежда автора:

Но авось пора настанет — Бог на Русь святую взглянет, Благодать с небес пошлет

— Бурсы молнией сожжет!

(«Ах, прости, святой угодник!..»)

В 1839—1843 гг. Никитин продолжил образование в Воронежской духовной

семинарии, которая к тому времени имела уже почти вековую историю. Когда-то она

могла гордиться своими профессорами: в конце XVIII в. здесь преподавал известный

7

своими учеными трудами и культурными начинаниями Е. А. Болхоритинов; в 20—30-е

годы XIX в. читали лекции философы А. Д. Вельяминов и П. И. Ставров. В семинарии

учился А: П. Серебрянский, автор популярной студенческой песни «Быстры, как волны

дни нашей жизни...» и трактата «Мысли о музыке», восхитившего В. Г Белинского. В

ту пору, когда учился Никитин, еще живы были восторженные воспоминания о

литературном кружке rfA. П- Серебрянского, который посещал его друг А. В. Кольцов.

Но, кроме преданий, мало что отрадного сохранилось об этом учебном заведении.

По указу 1838 г. семинарский -курс был изуродован нелепыми преобразованиями.

«Все, что несогласно с истинным разумом Св. Писания, — гласило новое установле-

ние, — есть сущая ложь и заблуждение и без всякой пощаду должно быть отвергаемо».,

Еще один удар духовной семинарии нанесла в 1841 г. реформа, проведенная обер-

прокурором Св. Синода Н. А. Протасовым. Из учебной программы изгонялись остатки

светского образования и утверждалось то, что соответствовало «истинной религии»

Поначалу у Никитина еще хватало терпения учиться сравнительно хорошо и

получать «единицы» (тогда высший балл), но в философском классе, на четвертом году

обучения, он* совершенно охладел к богословию; на уроки Св. Писания вообще не

являлся, по ряду предметов имел «недостаточные» оценки, а по библейской истории

даже, «ноль».

По случайным автобиографическим запискам и воспомл^ наниям можно

фрагментарно восстановить картину жизни Никитина той поры. Бывший семинарист

П. В. Цезарев-ский, в частности, с отвращением пишет об учебном деле, замечая:

«Перепутанность предметов была удивительная...»

Перемены состояли в сомнительных увеселениях (пьянки, карты, «кулачки»,

знакомства с сельскими «психеями» и т. п.), в которых Никитин никогда не участвовал.

Не сулили радостей и встречи с преподавателями. В 1842—1843 гг. семинарию

возглавлял Стефан Зелятров, немощный, почти в паралитичном состоянии старичок,

которого возили в коляске. Об учителе философии В. П. Остроумове один Из его

бывших питомцев, рассказывал: «Сухое и монотонное", изложение своих предметов

этим преподавателем, придерживавшимся записок и руководства, наводило скуку на

слушателей, и мы с нетерпением ждали звонка. Из его обращения, к ученикам в памяти

сохранилась только*одна фраза, которую он сказал в ответ на поздравления учеников с

получением чина коллежского асессора: «Что наши чины, когда нет ветчины». Галерею

подобных портретов можно было бы продолжить.

Находились, правда редко, и преподаватели, отдававшие4 много сил просвещению

молодежи. Среди таких — учитель словесности Н. С. Чехов, первым заметивший лю-

бовь Никитина к поэзии и его тягу к стихотворчеству. Педагог поддержал творческие

опыты своего воспитанника. После знакомства с Никитиным в ноябре 1853 г. А. П.

Нордштейн сообщал о нем в одном из писем: «Начал он писать стихи еще в семинарии,

и, как профессор одобрил его первый опыт, то с тех пор он и писал для себя, потому,

как он,сам сказал, что иное само просится в стих. Сочинения в семинарии проповедей

на заданные тексты... ему надоели». Действительно, темы сочинений были

удручающими: «Память праведного.с похвалами», «Знание и ведение суть ли-

тождественны?», «Возможно ли знание вне форм пространства и времени?» и т. п., о

чем Никитин позже с. издевкой писал в «Дневнике семинариста». Пытливый юноша

все больше охладевал к семинарии. В годовой ведомости появились «недостаточные»

оценки и Тюметки: «Не; был неизвестно почему».

В 1843 г. Никитин был уволен из философского отделения семинарии «по

малоуспешности, по причине нехожде-^ ния в класс». Вскоре пришла беда — умерла

мать, а «свечные» дела отца пошли все хуже и хуже. Никитин, облачившись в

мужицкое платье, стал торговать в разнос всякой мелочью на базаре. Мечту об

8

университете пришлось бросить. «Вон вчёный идет», — смеялись знакомые, завидев на

толкучке худого угрюмого малого с лотком на ремне через плечо.

В 1844 г. Савва Евтеич разорился вконец и, с. трудом собрав нужную сумму, купил

постоялый двор на улице Ки рочной. «Дворничать» приходилось сыну, так как «батень-