Иван Тигров

Из лесу повернули остальные ребята, и в конце концов с вожаком остался лишь один его дружок, Сеня Замотаев. Это был сильный паренек, тоже не из отличников учебы, но отличный лыжник.

Стал уже приуставать и сам Щупкин.

– Далеко проскочили, – говорил он, отирая пот рукавом и вглядываясь в лыжню, терявшуюся среди сосен и елей.

И совсем приуныл, когда обнаружились следы привала отряда Сергея Петровича. На берегу лесного ручья был притоптан снег, устроены сиденья из еловых ветвей.

– Значит, далеко еще им идти, если они так долго отдыхали, – верно заключил Щупкин, почесывая затылок.

– Значит, идут не к простой, а к особой елке, в которой какая-то тайна, – рассудил Сеня Замотаев. – Может, повернем? – спросил он неуверенно.

– Я назад не дойду не поемши, – облизнулся Щупкин, наблюдая, как синички подбирали крошки еды, оставшейся на месте привала лыжников: очевидно, они неплохо закусили. – Все равно вперед! – сказал обозленный Щупкин и тронул лыжи.

Подтянув потуже живот, тронулся за ним Замотаев.

Сумерки в лесу быстро сгущались, но все же лыжный след, глубоко вдавленный в пышные сугробы, был хорошо заметен.

На пути попался ребятам огромный овраг с крутыми безлесными склонами. Тут бы и скатиться с крутой горы, но Сергей Петрович повел своих лыжников почему-то наискосок и, осторожно спустив лыжную команду по длинной кривой, совершил такой же пологий подъем на ту сторону. Получился зигзаг в несколько километров.

– Смотри, какой они длинный обход сделали! – указал Замотаев.

– Понятно, – ответил Щупкин, – ведь с ними девчонки… Где им с такой горы. А мы – напрямик!

Приятели, не раздумывая, тронули лыжи и помчались. Ох и гора, дух захватило! Летят как на крыльях.

Вдруг у самого подножия что-то случилось с Замотаевым, обогнавшим своего вожака. Щупкин увидел, как он подпрыгнул, выброшенный страшной силой в воздух, перевернулся вверх тормашками, так что с ног слетели валенки, и зарылся в сугробы, подняв снежный вихрь.

Щупкин рассмеялся и в то же время увидел перед собой пенек, скрытый снежной шапкой. Успел увернуться, но врезался в другой со всего разлета. Удар! Треск лыж. Взлет вверх… Еще удар, боком обо что-то твердое. Нестерпимая боль в бедре… И Щупкин потерял сознание.

Когда он пришел в себя, над ним стоял горько плачущий Замотаев и тормошил его, приговаривая:

– Щупкин… не умирай… мы и так пропали!

Щупкин и не думал умирать. Но, когда он попытался подняться, все тело пронзила такая боль, что он только крякнул и, стиснув зубы, упал в снег.

– Мои лыжи вдребезги! Твои – в щепки… Я летел. Ты летел. Я – в мягкий сугроб, а ты – прямо на пенек! Я еще жив, а ты убился! – причитал Замотаев.

Щупкин огляделся. Оказывается, они скатились прямо на лесную вырубку. Весь склон оврага был усеян пеньками, запорошенными снегом.

Еще раз попытался Щупкин приподняться и не смог.

Одна нога была словно чужая, не слушалась, не двигалась, а боль в бедре и в боку была такая, что у терпеливого Щупкина текли слезы.

– Не будь девчонкой, чего ревешь? – сказал он Замотаеву. – Иди пешком по лыжне. Скажи Сергею Петровичу, что я тут… Дожидаюсь. Соберись с духом, ну!

И Сеня собрался с духом. Он снял с себя полушубок, подложил под Щупкина, чтобы тот не замерз, лежа на снегу, – ему-то, Замотаеву, на ходу и в пиджаке жарко будет, – и, вооружившись уцелевшими лыжными палками, пошел.

Перочинный ножик он оставил Щупкину, чтобы тот, в случае чего, отбивался от волков.

Одному по лесу было страшно, но еще страшней было, что он не успеет спасти Щупкина и тот замёрзнет. Или просто умрет.

Идти без лыж было трудно. Пот лил с него градом. Он совсем выбился из сил и готов был упасть, заплакать и умереть раньше Щупкина.

И наверное, так бы и сделал, если бы в самую тяжкую минуту вдруг не заметил в чаще леса огонек.

А затем почуял приятный запах дымка. Это костер!

А там ребята и Сергей Петрович!

И Замотаев, собрав последние силы, двинулся на огонек.

Долго, очень долго шел он, утопая в снегу, едва передвигая ноги. И когда вышел на лесное озеро, на берегу которого возвышалась огромная ель, увидел костер, а вокруг него фигуры лыжников. Но Замотаев даже не мог крикнуть. Подошел, как бесплотная тень, и прислонился к дереву, чтобы не упасть. Так он ослаб.

Ребята его не замечали. Они сидели полукругом у огня, подстелив еловые ветви, и смотрели на Сергея Петровича.

А он рассказывал им про тайну огромной ели, которая возвышалась над ними, громадная, густая, держа на своих ветвях груды снега.

Это было так интересно, что Замотаев стал слушать.

– Поскольку выбросился я на небольшой высоте, парашют не успел раскрыться… – рассказывал учитель. – Только то меня и спасло, что зацепился парашют за вершину этой вот высокой ели… Она спружинила. Это ослабило мой удар о землю… Да и снег немножко смягчил. Я ударился правым боком… Сломал бедро, сломал ключицу. Но остался жив. И сгоряча успел спрятаться под елку и прижаться к ее стволу. И тут она меня еще раз спасла.