Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

Гвидон тонко, еле заметно улыбается, и Ваня спрашивает, пытаясь не признать поражение:

- Баюн?

- Кот, - поясняет Морана с усмешкой.

Ваня сразу понимает, о ком она, и вскакивает, едва не уронив чашки.

- Я не обязан верить спятившему старику!

- Не обязан, - соглашается Гвидон.

Ему нет нужды спорить; сказав о матери, он уже победил.

Ваня зло сопит, пытаясь взять себя в руки, и тайна, как наживка, удерживает его крепче военных за стенами трейлера, крепче раскинувшейся вокруг степи, крепче денег и страха - больше всего, что мог предложить ему Салтан. Он плохо помнит маму, но помнит, и сердце его сжимается. Ваня садится обратно.

- Дневной сторож в НИИ, где я работал, - произносит он сипло. - Василий Петрович. Он... Странный. Я бы подумал на него.

- Стережет свои сокровища, - смеётся Морана, прикрывая глаза. - Чахнет.

- Проверим сторожа, - говорит Гвидон и встает. - Спасибо.

Он касается рукой Ваниного плеча - совсем легко, без тени фамильярности, и решает прежде, чем Ваня успевает отказаться.

- Ты получишь цветок.

Морана сверлит его вспыхнувшим, ненавидящим взглядом, но не смеет поспорить.

3.

Они вновь встречаются со стариком на закате. Туман низко стелется, окрашенный его лучами, и придает происходящему кинематографически пафосный, кровавый оттенок - или как будто они утопают в клубничном киселе из школьной столовой. Ваня может рассмотреть его лучше, чем в прошлый раз, и жалеет, что присмотрелся - под ошейником старика проглядывают язвы, а зубы его черны.

- Ко мне зачастили гости, - говорит он, карканьем. - Хорошо, что мне есть, чем их угостить.

Ваня невольно оглядывается, высматривая ворон, и они действительно разлетаются, в такт словам, от кроны огромного дуба. Старик не спрашивает, зачем они пришли, словно действительно заранее знает ответы. Он подходит ближе, звеня цепью, и на этот раз в его руке несколько грубых деревянных мисок. В верхней из них плещется густая, темно-зеленая жижа, и у Вани крайне нехорошее предчувствие.

- Готов? - старик спрашивает.

Охрана окружает их полукругом, не давая отступить, только вперед - к старику и дереву с каркающим вороньем. Морана не пришла с ними, демонстрируя несогласие - что-то непонятное Ване, связанное с цветком, но Гвидон совсем не выглядит расстроенным. Ни Васи, ни перевертыша нет, Ваня видел их в последний раз утром, выбираясь из палатки, и, если с ним что-то сделает безумный старик, ему хотелось бы попрощаться хотя бы с ними. Гвидон отвечает:

- Готов.

Старик хмыкает, и кот на его голове насмешливо блестит глазами - он обходит Гвидона, даже не взглянув, и приближается к Ване. Бежать некуда, позади вооруженная охрана, Ваня понимает это и все равно не может не отступить. Миски в руке старика деревянно, глухо стучат друг о друга, вместе с карканьем, звоном цепи и ветром превращаясь в музыку. Кто посадил его на цепь? Почему? - думает было Ваня и тут же обрывает себя. Он не хочет знать.

- Нет, не ты, царевич. Я спрашиваю мальчика. Готов ли он?

"К чему? К чему я должен быть готов, по-вашему?" - хочется закричать Ване и обложить их всеми известными матными словами, но он сжимает зубы. Не стоит говорить такое Гвидону.

- Типа того, - отвечает он неуверенно.

- А ты, царевич, - наконец, обращается к Гвидону старик. - Подумал как следует?

Он говорит фамильярно, насмешливо, но на лице Гвидона нет раздражения или злости.

- Ты еще ни разу не подводил меня.

- Что правда, то правда. Баюн не подводил.

Они назвали его "Баюн", и, кажется, Ваня уже где-то слышал такое слово. Старик сует в руки Гвидону верхнюю миску, и рядом они, касаясь, выглядит до чудовищного, ужасно несовместимо - как компьютер в пещере древнего человека. Сгорбленный, чудаковатый старик на цепи, накрытый шкурой гигантского черного кота - помесь шамана и бездомного психопата, и - сошедший с экрана мужчина в идеальном деловом костюме. Если бы Ваня еще мог надеяться, что происходящее - дурной сон, то он бы надеялся сейчас. Гвидон спокойно берет из его рук миску с жижей и слушает.

- Освободи свой дом на колесах. Мальчишка пролежит там много дней прежде, чем обретет зрение. Мальчишка будет кричать от боли, когда увидит. Мальчишке покажется, я дроблю его кости.

Ничто из этого не звучит привлекательно, и Ваня сглатывает, судорожно соображая. Краем глаза он пытается заметить лазейку в оцеплении, но лазейки нет - и он действительно не может сбежать. Как и Салтан, Гвидон спрашивает, не давая настоящего выбора. Ваня вспоминает взгляд Мораны - она смотрела так, словно готова силой вырвать из его рук деревянную миску, выпить залпом и пройти через любые муки, лишь бы заполучить цветок. Должно быть в нём что-то сверх ценное.

Бежать некуда, и Ваня не смел, но он спрашивает:

- А без этого как-то нельзя?

Баюн усмехается его словам; кошачья морда усмехается тоже.

Гвидон одной рукой достает сверкающий цветок из внутреннего кармана пиджака и протягивает старику. Второй он держит миску, так ровно, словно, пролившись, жидкость способна разъесть его кости.

Так оно может и быть.