Иван - царский сын. Часть 1(СИ)

Ему нужны его братья - кем бы они ни были - и Ваня много раз пытается встать и потребовать спасти их. Кажется, иногда ему даже удается, но он падает, не сделав и шага, а, открывая глаза, он снова лежит в постели. Кошмары терзают его, ночь за ночью всё больше превращаясь в сны, и, когда они утихают, Ваня видит цветок. Цветок горит так ярко, что Ване приходится прикрывать глаза ладонью, и под веками все равно остается колючий, сухой песок. Его свет не греет, но тянет - навязчивой, зудящей болью, как болят зубы. Когда Ваня может шевелиться, он пытается хватить цветок - он то совсем рядом, на кровати, стоит протянуть руку, то в другом конце комнаты, и тело трясет от невозможного напряжения - но Ваня все равно не может подняться. Цветок нужен ему, как единственное избавление от болезни - даже когда уходят кошмары и начинают двигаться его руки. Мысль об этом внушена ему сумасшедшим стариком или другой магией, и боль не проходит, но утихает внутри, между ребер. Ване кажется, прошел год перед тем, как он открывает глаза без боли, садится, не сломав руки, и вместо сияющего цветка видит перед собой перевертыша.

Тот сидит рядом, на кровати, и приподнимает удивленно брови, заметив движение. Голос его режет слух - слишком громкий и резкий для отвыкших ушей.

- Надо же, ты еще жив, - говорит он с насмешкой или настоящим удивлением.

Несмотря на слабость и боль, Ваня слабо улыбается - он вновь может видеть и чувствовать, даже если видит перевертыша, а чувствует раздражение. Он выжил, чем бы не опоил его старик-кот, и, значит, станет лучше.

- Я сын Кощея, - с удивлением слышит Ваня собственный сиплый голос. - Ты знал?

- Не-а, - качает головой перевертыш. - Сам в шоке.

Он спрыгивает с кровати и подает Ване бутылку воды с дальнего столика. Не задумываясь, Ваня отпивает глоток, и только теперь понимает, как же хотел пить - горло дерет, и он жадно припадает к бутылке, обливаясь. В себя он приходит, только опустошив её, и дрожащей ладонью утирает губы. Перевертыш берет из его рук бутылку и скидывает на пол - как будто там известное ему одному правильное для неё место.

- Скажешь, что сам взял. Меня тут не было, это понятно.

"Это понятно" - повторяет про себя Ваня. Говорить ему чуть проще, но он всё еще чувствует не то голод, не то жажду - и подозревает, воды недостаточно, чтобы её утолить.

- Гвидон сказал, это ничего особенного, - произносит Ваня неуверенно. - Может, смогу показать пару фокусов, типа того.

- А сам ты как думаешь?

Ваня хмурится, размышляя - в агонии у него не нашлось времени на построение логических связей, и голова еще работает плохо, но даже его мозгов хватает, чтобы понять.

- Ведут они себя совсем не так, как будто "ничего особенного". Дерьмо это заставили выпить...

Голова резко идет кругом и вспыхивает болью - словно кто-то резко решил вогнать в висок метровую иглу. Боль пронизывает позвоночник, отзывается в глазах и ладонях, и Ваня беспомощно хватает ртом воздух. Приступ проходит так же резко, как начался, и воздух вдруг наполняет легкие, а иглу вынимают, отвлекшись. Пораженный, Ваня осторожно дышит и жмурится, привыкая к ощущениям в глазах. Механически он сжимает руки и вдруг понимает, что ладони его так и не зажили - на них всё те же воспаленные, тонкие порезы, покрытые свежей коркой. Ему кажется, прошла вечность, и все царапины давно должны были зажить. Наверное, виноват сумасшедший старик с его котом или Морана или заражение или перевертыш - просто потому, что он во всем виноват.

Перевертыш следит за ним и поразительно серьезно, медленно кивает. Ваня запрещает себе считать себя особенным теперь - просто потому, что ни в один из прошлых разов это предположение не подтвердилось; и даже сейчас может оказаться, что у этого Кощей под сотню детей. Он плодовит, говорили.

Ваня пытается упорядочить всё, что уже знает, что видел и слышал и спрашивает:

- Поэтому она сдала меня Салтану? Он Кощей, мой отец?

Перевертыш хмыкает, но лицо его серьезно - как будто, при всей нелепости предположения, даже это может быть правдой. Всё что угодно может быть.

- Вряд ли, - он отвечает.

- Тогда в чём же был план? Если Морана догадывалась, но всё равно сдала меня Салтану. Типа, шпионом-неудачником. Чего она хотела? Отвлечь его? Чтобы поймать жар-птицу?

- Она мне не отчитывается, - пожимает перевертыш плечами.

Ваня может быть близко к правде, а может быть далеко от неё - по взгляду перевертыша не угадаешь. Он всё тот же, и Ваня продолжает смотреть на него - требовательно, пристально, и перевертыш сдается, всё-таки снисходя до ответа:

- Не думаю, что это было планом. Просто ей повезло.